Выбрать главу

Мужики — они как дети, в любую сказку верят. (Чем, кстати, всегда пользуются женщины.) Петр согласился помочь немедленно и без колебаний. Предложил связать Аслана и покараулить его, пока я буду «своим» сообщать. Но я отверг это предложение, как несвоевременное.

— Надо действовать без шума, хитростью. Пусть думают, что все под их контролем.

С одеждой получилось удачно. У хитрого Петра была припрятана «гражданка» — брюки, тенниска и кроссовки — на случай самовольного выхода за территорию больницы. «Ну, за «пузырем» сбегать или еще там чего…»

Мы вернулись в палату. Следом появился Аслан, который старательно прикладывал к уху телефонную трубку, когда мы проходили мимо него по коридору.

Спустя минут десять Петр, что называется, загорелся:

— А что, мужики, может накатим по-тихому? — предложил он.

Фомич, как всегда, отказался, но безропотно расстался с очередной бутылкой коньяка, доставленного в последний визит «полюбовницей». Аслан промолчал, притворившись, что спит. «Правильно, — усмехнулся я про себя, — нечего на службе распивать!» Сам же для вида немного поломался, но, в конце концов, дал себя уговорить. Мы достали апельсины Настасьи Филипповны и сели спиной к двери, чтобы случайно вошедшей медсестре (и Аслану!) не было видно, чем занимаемся. Повели неспешный разговор вполголоса, но так, что все в палате могли разобрать, о разных серьезных делах. О бабах, например. Периодически наливали, стараясь булькать убедительнее. При этом я, выпив вначале граммов 50, в дальнейшем опрокидывал пустой стакан, и все содержимое бутылки досталось Петру.

Так продолжалось почти час. Пару раз за это время выходили покурить. Потом Петр громким шепотом сообщил:

— Пойду я, наверное, к одной тетке схожу. Разгорелось что-то. Она тут рядом живет. К утру вернусь.

— Так в халате и пойдешь? — деланно удивился я.

— Да ты че, у меня шмотки для самохода есть! — похвастался он. — Может, и ты со мной? Ленка подругу позовет.

— Нет, я лучше сейчас еще разик перекурю и спать завалюсь. Развезло с отвычки. И голова что-то опять шумит.

— Как знаешь, — уступил Петр. — Пошли, действительно курнем, да я в окно полезу.

Мы в очередной раз отправились в курилку, где я смотал с головы бинт, отдал приятелю свой халат, а сам натянул его вещи. Потом мы пожали друг другу руки, пожелали добра и я вылез в окно, под которым очень удобно располагался козырек над редко используемым служебным входом. Повиснув на руках, мягко спрыгнул на асфальт. Голова не болела, чувствовал я себя нормально. Тело досталось неплохое, не истерзанное излишествами жизни.

Теперь Петр должен был в двух халатах вернуться и лечь на мою постель. Разглядеть подмену будет трудно — свет в палате уже потушен. В этом месте плана Петр засомневался: «А вдруг они меня ночью — того?» На что я ему ответил, что если до сих пор не шлепнули, то еще потерпят. Я им живой нужен, чтобы допросить. А к утру вернусь. Может, раньше. Мне ведь только до Москвы дозвониться надо, до наших. И Петр, святая душа, согласился на маскарад.

Конечно, никуда я звонить не собирался. Мне нужно было добраться до столицы. Но расскажи я Петру правду, разве бы он мне поверил?

Самолет не годился. Отсутствие документов и обязательная регистрация пассажиров могли поломать все мои планы. Проще было ехать поездом. Но и тут возникал вопрос денег и билета. Это предстояло решить по ходу дела.

Совсем недалеко от территории больницы проходила железнодорожная ветка, практически одна соединявшая город с большим миром. Вокзал находился не очень далеко, а до отхода ночного поезда на Москву времени еще хватало. Я оглянулся на больницу, сказал вслух: «Ну, Петя, прости, что так получилось. Одежду как-нибудь с оказией верну». И зашагал по шпалам. Не имел я сейчас права быть сентиментальным. Слишком опасными для многих людей могли стать сведения, хранящиеся в памяти моего клиента. Оставалось надеяться, что наш нехитрый план сработает, и до утра меня Аслан не хватится. И еще на то, что с Петром ничего плохого не случится.

Вокзал южного города — никакого сравнения с московским. Несмотря на периодически повторяющиеся взрывы, когда очередная, одуревшая от исламской пропаганды и приказов полевого командира чеченка приносит пакет со взрывчаткой, ставит его под лавку и потом, сидя где-то в кустах, нажимает кнопку дистанционного устройства, чтобы убить еще несколько случайных людей, охрана здесь так и не выставляется. Да и как ее выставишь? Бродит милицейский патруль с шипящими о своем рациями, задерживает иногда слишком уж распоясавшегося бомжа, чтобы, отведя его в тень, надавать пендалей и отправить восвояси, и совсем уже редко проверяет документы у очередного «лица кавказской национальности», оказывающегося местным армянином или греком.