— Жора, вы разговаривали с Соколовым. Ваше мнение о нем?
Минцев пожал плечами, крутя в пальцах сушку.
— Я Андрея и раньше встречал, Юрий Владимирович, — заговорил он, словно в раздумье. — Настоящий, такой, лидер, комсомольский вожак! А тогда… Подавленный был… Но страхи свои сдерживал, не распускался.
— Вы верите ему? — спросил председатель КГБ напрямик.
Подполковник не отвел глаз.
— Да, — твердо сказал он, и повел рукой в сторону Иванова. — Вон, Борис Семеныч меня знает, как облупленного! Я оч-чень недоверчивый! Бывает, что и самому себе не верю… Видели, должно быть, этих китайских рыбок? Инь-янь? Наглядная философия: любой добрый свет содержит в себе частичку тьмы, частичку зла, а во тьме прячется благо! Так и здесь. Моя подозрительная натура требует признать хотя бы один процент за то, что Соколов — скрытый «Сенатор». Да! И все же я верю ему. Понимаете… — Минцев повел шеей, словно галстук ему жал. — Любой шпион думает прежде всего о том, чтобы стать незаметным. Верно ведь? Но Андрей чуть ли самый яркий представитель молодежи Ленинграда! Мало того, что он талантливый математик, так еще и комсорг школы, и очень деятельный, скажу я вам. Вон какую волну поднял его поисковый отряд! Соколов, по сути, стал застрельщиком целого военно-патриотического движения! Еще не всесоюзного, но все к тому идет. Светлана не даст соврать — клубы поисковиков, вроде ленинградского, организуются в Смоленске, в Брянске, Мурманске, Калининграде, в Крыму где-то! — Он взял эффектную паузу. — И этот «молчел» — шпион? Этакий разносторонний шпион, который привлекает к себе всеобщее внимание? Не верю!
— То «верю», то «не верю»… — добродушно заворчал Иванов, и махнул рукой встрепенувшемуся Минцеву: — Да понял я тебя, понял… У меня, в принципе, схожее ощущение.
Блеер заерзал.
— Юрий Владимирович… — несмело обратился он.
— Да-да.
— Мы, пока в Москву летели, сошлись во мнении с Георгием, — голос Владлена Николаевича окреп. — У нас появился уникальный шанс затеять с американцами тайную игру… Понимаю, что Соколов еще несовершеннолетний, но не думаю, что он откажется!
— Вспомнит о пионерах-героях, и согласится! — фыркнул Минцев, хрустя сушкой.
— Сыграем, а чего ж, — хмыкнул Иванов, переглядываясь с хозяином кабинета. — Если американцы уверены, что вышли на этот свой «Источник», то пусть и продолжают так думать! А мы им в этом поможем, подскажем, хе-хе…
— Ну да, — кивнул Андропов. — Перспективы открываются многообещающие… М-да… — Он блеснул очками в тонкой золоченой оправе. — Владлен Николаевич, озаботьтесь тогда безопасностью Соколова!
— Прикрепил двоих, — кивнул Блеер.
— И, давайте не будем исключать, что этот «молчел» сам нас играет!
— Нет-нет! — затряс головой генерал. — Карточку на этого молодого человека уже завели в 10-м отделе. Позже подведем к нему доверенных лиц… Или завербуем кого-либо из его близкого окружения. Начнут больше интересоваться его воззрениями, другой жизнью, касаться темы возможных контактов с иностранцами… В общем, «подсветят» Соколова.
— Отлично… — Юрий Владимирович отпил остывший чай, и облизал губы. — Ну что… Набрасываем план операции, товарищи. Назовем ее… «Волхв»! Звучит?
— Годится! — оценил Жора, и расплылся в самой хулиганской из своих улыбок.
Глава 5
Понедельник, 13 ноября. День
Ленинград, Измайловский проспект
Пять уроков и классный час «в нагрузку» утомили меня, но и ослабили то нервическое напряжение, что дрожало внутри весь выходной, да и сегодня вибрировало с самого утра.
Ушла обреченность, истаяла, как первый снег; проклюнулась надежда — на «зловещий Кей-Джи-Би». (Вообще-то, если «Комитет государственной безопасности» перевести на английский, и сократить, выйдет «Эс-Эс-Си», но, наверное, «Кей-Джи-Би» звучит страшнее…)
А на кого еще мне надеяться? В ком искать опору? Да и мои отношения с чекистами, кроме странности, несут в себе элемент доверия.
Ведь Чернобурка, в бытность свою «завучем», знала, что я догадываюсь, кто она и откуда. Но ведь помалкивал, и даже в паре с нею «промывал мозги» Мэри Ирвин…
А «Светик», небось, всё своему Минцеву выкладывала… Или докладывала, раз уж званием не вышла?
«Шутим?», как она говаривает? Мои губы повело вкривь.
Юный организм борется со стрессом, негатив обращая в позитив… Пусть.
Как тут не морщись, а мое нынешнее состояние куда лучше давешнего. Вспоминать стыдно — нутро трясется, мысли в голове мечутся… Желе. Потеря себя.
Мрачно сжав губы, я прошаркал к окну. Тут же, злясь на собственную унылость, выпрямился, расправил плечи, с вызовом глянул за стекло, где ветер играл с редкими снежинками.