«Толстая карлица…»
И тогда, и сейчас Альву было стыдно за свои слова, хотя он и понимал: его грубость — вынужденная мера. С самого детства мальчикам в Йолине внушали: обижать женщин — табу. Когда Альв называл свою невесту толстой карлицей, его корежило. Он буквально изнасиловал себя, чтобы это сказать.
Его оскорбления были ложью.
Тогда, год назад, при первой встрече Альв очень удивился миниатюрности Хель. На портрете рост не виден, и он представлял свою невесту высокой, наверное, потому что его всю жизнь окружали статные эльфийки. Альв привык, что глаза девушки находятся напротив его глаз, а с Хель ему приходилось опускать голову и любоваться ее беленькой макушкой. Но ему нравилось! Да! Нравилось! Рядом с этой человеческой девой, такой маленькой и хрупкой, он ощущал себя большим и сильным.
Альв широко зевнул, прикрыв рот ладонью. Приятные мысли, в отличие от тревожных, — дело совсем другое. Они будто снотворное зелье — расслабляют тело и заволакивают туманом разум, и ты сам не замечаешь, как над тобой смыкается купол темноты.
Засыпая, Альв думал о руках Хель, разминающих его бедра у самой промежности.
* * *
— Поднимайся! Скорее! Ну!
Его трясли за плечо.
Растерянный и сонный, он разлепил веки и увидел над собой бледный овал лица, окутанный мраком. Над ним склонялась Хель.
Заметив, что Альв проснулся, кирнари швырнула ему на грудь какие-то тряпки.
— Одевайся.
Он ничего не понимал, но подчинился.
Оказалось, что Хель принесла ему черные штаны из суконной ткани и просторную рубаху такого же цвета взамен испорченной. В отличие от его старой одежды, эта была закрытой, добротной, и он с удовольствием облачился в нее. Наконец-то нормальный мужской костюм, а не шлюший наряд!
Из-за резкого пробуждения голова у Альва была тяжелой, а движения заторможенными. Полусонный, он не с первого раза попал ногой в штанину.
— Поторапливайся! — зашипела на него Хель.
Пока пленник одевался, она ходила по комнате, щелкая суставами пальцев.
Застегивая пуговицы рубашки, Альв посмотрел в окно, где в клубах тумана мерцала надкусанная луна, и спросил:
— Что случилось? Почему ты разбудила меня среди ночи?
— Раб подчиняется, а не задает вопросы, — ответила Хель непривычно грубо.
Решив молчать, он выскользнул за ней в коридор. Обычно магические факелы горели в проходах замка даже ночью, но сегодня их все погасили.
Хель вела себя странно. Не зажигала свет, двигалась осторожно, стараясь создавать как можно меньше шума. Подойдя к повороту, она замирала за углом и прислушивалась к ночной тишине. Шла не по центру коридора, а жалась к стенам и жестами велела Альву следовать ее примеру. Он ничего не понимал. Его все больше мучили вопросы.
Куда они направляются? Почему в столь поздний час? Что заставляет хозяйку замка красться по своему дому, подобно преступнице?
На боку Хель он заметил большую кожаную сумку, в которую она вцепилась, как в величайшее сокровище.
— Стой! Патруль, — заслышав шаги, кирнари утянула его в темный закуток под лестницей, где они прятались, пока мимо громыхала вооруженная стража.
Сердце Альва колотилось, как ненормальное. Не от страха — от возбуждения и надежды. Что-то происходило. Что-то очень важное. То, что касалось лично его. Он ощущал на языке вкус перемен.
Когда окружными путями они добрались до черного хода, которым пользовалась прислуга, Альв окончательно убедился в своих подозрениях. Все внутри у него затрепетало.
Не веря своим глазам, он смотрел, как в свете воскового огарка Хель возится с задней дверью, как распахивает ее настежь и дождь, разлетаясь брызгами, барабанит по узкому деревянному крыльцу. Запах свежести, запах свободы ударил в ноздри.
— Ты отпускаешь меня? — голос Альва дрогнул.
Мокрая трава зашуршала под ботинками Хель. Прижимая к себе объемную сумку, девушка молча поманила его за собой под ливень.
Но переступить порог Альв не смог. В дверях он натолкнулся на невидимую преграду. Его будто держала за горло призрачная рука, не давая покинуть замок.
Хель оглянулась на него, стоя под дождем. В изменчивом блеске луны он увидел, что на ней дорожная мантия, а на голову наброшен капюшон, по которому ручейками стекает вода.
— Я не могу выйти, — порывисто зашептал Альв, накрыв ладонью вспыхнувшую метку. По линиям рабского клейма словно бежал огонь. Сейчас пленник ясно ощущал каждый изгиб и каждую черточку кленового листа, магией вырезанного на его шее.
Хель нахмурилась.
Альв испугался, что его побег сорвется. Он напряг все силы, чтобы переступить порог и выйти на крыльцо чернового хода, но тело не подчинялось командам разума. Он мог поднять ногу, но не шагнуть ею за дверь. Чем больше Альв сопротивлялся коварному колдовству, тем туже сжималась незримая удавка на горле, перекрывая дыхание, и тем сильнее жгла метка кожу.