Выбрать главу

Введение

«…С переходом к атомному ядру мы вступаем в новую специфическую область, где имеет место ряд совершенно новых закономерностей… К сожалению среди советских учёных есть ряд лиц, которые именно в этой стороне дела,— в появлении в каждой области новых закономерностей — естественных с точки зрения диалектического материализма,— видят, наоборот, идеалистическую ересь…».

А. Ф. Иоффе, 1937 г.

«…Притча такая ходила, что физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой».

А. П. Александров, 1988 г.

«…Я стал верным кандидатом на арест. Спасла меня… водородная бомба».

В. Л. Гинзбург, 1996 г.

Философия с давних времён шла рука об руку с естествознанием, в частности с науками физико-математического цикла. Новая волна взаимного воздействия физики и философии возникла в первой трети ⅩⅩ в., когда произошло революционное преобразование основ физики, вызванное появлением квантовых и релятивистских теорий. Осмысление и принятие этих теорий требовало привлечения методологии и философии. Солидной философской культурой обладали творцы квантово-релятивистской революции (М. Планк, А. Эйнштейн, Н. Бор, Э. Шрёдингер, В. Гейзенберг, М. Борн, А. Эддингтон, Г. Вейль и др.). Вместе с тем, в такие времена, когда первопонятия науки — пространство, время, движение, причинность и т. п.,— имеющие и философский статус, насыщаются новым содержанием, сами учёные зачастую вынуждены действовать как философы.

Развитие ядерной физики, последовавшее за открытием нейтрона, привело к концу 30‑х гг. к обнаружению ядерного деления урана, что, в свою очередь, впервые открыло возможности для практического использования ядерной энергии. Конечно, реализация этих возможностей предполагала высокоразвитую ядерную физику, представляющую собой единый экспериментально-теоретический комплекс. Этот комплекс соединял в себе новейшие экспериментальные приборы — ускорители заряженных частиц, электронные устройства и т. п.— и только что появившиеся теоретические представления о строении атомных ядер, ядерных силах и т. п., базировавшиеся на новом теоретическом фундаменте — квантовой механике, теории относительности и квантовой теории поля. Заметим, что и создание самих экспериментальных установок, например ускорителей, во многом опиралось на релятивистские и квантовые теории и требовало нетривиальных теоретических разработок.

Хотя исследователь, овладевший новым теоретическим арсеналом, мог в своей работе уже не обращаться к философским аспектам квантовых и релятивистских теорий, изучить, осмыслить и освоить их, не вникая в тонкие вопросы физической интерпретации, находившиеся на границе с философией, было невозможно. И в 30‑е гг., после завершения основ теории относительности и квантовой механики, физико-философское осмысление их продолжалось, продолжались острые споры, например о смысле принципов неопределённости и дополнительности в квантовой механике, о характере причинности в этой теории, о реальности релятивистских эффектов, о возможности применения общей теории относительности ко Вселенной и т. д. Новый цикл вопросов такого рода формировался и в физике атомного ядра и элементарных частиц, связанных также и с квантовой теорией поля (взаимопревращаемость частиц, сами понятия элементарности и структуры, проблема вакуума и т. п.).

Однако, говоря о связи физики и философии в атомном проекте, мы имеем в виду не столько названные проблемы, сколько особые ситуации, которые возникали при таких встречах советских физиков с философско-идеологическим прессом, которые существенно затрагивали ядерную физику или даже советскую программу по созданию ядерного оружия.

В СССР возникло специфическое положение, связанное с существованием государственной философии. Таковой был провозглашён диалектический и исторический материализм, который считался философско-теоретическим фундаментом марксизма. Поэтому, когда теория относительности, квантовая механика и др. современные теории фактически вынудили физиков обратиться к обсуждению методологии научного познания и философских проблем и когда оказалось, что большинство создателей новой физики вовсе не придерживаются диалектико-материалистических воззрений, то философские охранители марксистской идеологии забили тревогу.

Так, уже в 1920‑е гг. стало формироваться то философско-идеологическое давление, к которому физики вынуждены были так или иначе приспосабливаться. Иногда это давление резко возрастало и грозило разрушить ещё не окрепшую советскую теоретическую и ядерную физику, низводя их основы до уровня эфирно-механистических построений.