— Живым, сука, взять кто там сверху! — рявкнул Рацкевич.
Но взять альпинистку по верхотуре — не хухры с мухрами, а если что, то Зина и йад не забыла.
246
Персонально приснился Максим, Варенька даже удивилась, не ожидала его встретить во сне.
Он был как волшебник, летал над землей, тряс волшебной палочкой. Всех спасал. Освободил Арвиля, доказал что тот не виновен, извлек Юрия Федоровича, нашел Кима, привел маму в разум. И даже Бином снилось, что жив. Ни у кого нет собак, а у них у одних на всю блокаду есть Бином, и они с ним гордо гуляют по ледяной сердце-вине Фонтанки.
247
Балерина Кирову не слишком потрафила, как-то неудобно все оказалось расположено, глубоко, еле просунешься, а лобок выдвинутый и низкий, и больно пухлый: мягко, но непривычно. С прежней Ангелиной не сравнить.
Тыкался в эту, а в уме все постороннее вертелось. Что-то он важное забыл, а что именно — забыл! А, про картошку! Запасы картошки поразил грибок, без исключения, надо ее есть сверхнорм, пока не сгнила. А ответственный соратник побоялся сверхнорм предлагать и слег с лихорадкой. Картошка тем временем гниет себе, в ус не дует. Киров соратника урыл, а про картошку, чтобы срочно в реализацию, в ярости не приказал. А без него ведь не сообразят! Надо крупу пока придержать, а всю картошку — на выдачи! Снял с себя балерину (она так мило довольно хрюкала всю дорогу, но неактивная), оделся, пошел в кабинет.
248
Рацкевич совещание созвал тут же, к полуночи, не откладываясь, но пока съезжались, стал уже порядочно пьян, и совещание вылилось в распитие коньяка с лимоном. Рацкевич все матерился и колотил кулаком в стену, к концу костяшки в кровь раскрошил. Требовал с каждого раскрыть по заговору к утру, на крайний случай — послезавтра к полудню.
Потом в свете увезенного академика и странного поступка Ульяны, выпустившей подозреваемого, настрого приказал не отпускать теперь ни под каким соусом. Ни одного! Взяли, хоть и ошибочно — стрелять!
— И лучше чтобы корни заговора в Маскву, в Маск-ву! Может, масквичка нашего записать в заговорщики? — и посмотрел устрашающе на Максима.
— Михал Михалыч!
— Да шучу… Шучу! Перессался масквич-та! Слышь, с тебя, как масквича, два заговора раскрыть!
— Товарищ генерал, но два…
— Два, сука! Лады, сука, один! Но лучший! Лучший заговор, понял?!
249
Генриетта Давыдовна снова слушала радио, следила сводки, ликовала за Москву. Расценивала, как решающий перелом. Может быть, к весне побьем гадину!
Побьем!
Штыков от винтовок набрать и Гитлеру в загривок рядком вколотить, как иглы у дикобраза. Так и будет!
Вколотим так, что всю жизнь потом станут рисовать в карикатурах!
Просыпалась без десяти шесть, с забытым возбуждением ожидала нового дня. Лиза, работа! Сколько уже ленинградцев ходит с ее значками, чтобы не сталкиваться впотьмах! В шесть открываются булочные. У них еще есть, с утра за хлебом не побегут, ближе к обеду побегут, но приятно, что хлеб уже возможен и при этом — весь впереди, не почат!
Варин офицер говорит, что до Нового года точно хлеба повысят, только число и цыфра неизвестны еще. Скорее бы, и побольше!
Они бы с Лизой не прожили без офицера и Патрикеевны, но Генриетта Давыдовна все, что брала, щепетильно заносила в тетрадь, как долг. Она обязательно все отдаст, и Патрикеевне, и офицеру, то есть Варе, наверное, за него, ему-то может самому и не нужно.
Все заработает и отдаст! Здоровья в килограммах в Генриетте Давыдовне еще не прибавилось, но энергия прямо увеличивалась, как самозарождалась! — настоящее чудо. Начиная с той ложки сахара: какие-то пульсы она в организме сдвинула. Тащить от колонки тяжелое, как сталью залитое, ведро, вырубать из него по утрам кусок льда чтобы погреть воду — это казалось немыслимым, от этого хотелось скорей умереть, а теперь стало вдруг мыслимым. Ну и отколоть топориком, эка невидаль! Зато Лиза согреется. Нашли тоже немыслимое! Вчера вот 125 грамм по допвыдаче яичного порошка выдали — такой был сюрприз!
250
— Мы ведь когда революцию делали, то как делали, — разглагольствовала мама. — Мы так делали: я в книжном работала продавцом, мне приносили явку, я запоминала, молоденькая была, а другие потом под видом книжных посетителей, с паролем, а я им раз явку на ухо, и они уходят, зная уже явку! И туда сами уже идут, планируют тактику! Так и совершили мы эту революцию.
Максим приехал за ней с утра вроде как в стационар ЭЛДЭУ забрать, но это лишь Вареньку обмануть. Сам-то понимал, что нечего маме делать в стационаре. С таким пациентом не сладить, персонала минимум, а еще как ее подкармливать при всех? — заметят и возненавидят. Не жилец она, на глаз видно.