Едва только Чжан Ин-ху повернулся, собираясь отойти от старика, как к нему подбежал корейский мальчик и сказал по-китайски:
— Командир взвода Чжан! Вы меня не узнаете?
У Чжан Ин-ху лоб собрался в морщины; он тщетно старался припомнить, где видел этого мальчика.
— А я вас сразу узнал! — с довольным смехом воскликнул мальчуган. — Я Ким Ен Фу, брат Ким Ен Гира!
— Ах, вот ты кто! — Обрадованный Чжан Ин-ху взял мальчика за руку и погладил его по голове. — Да тебя трудно узнать: вон ты как вырос!.. А где сейчас твой брат?
— Лупит американцев.
— А Сяо Ким?
— Она тоже на фронте — медсестрой.
— А жена твоего брата?
— Она здесь! — мальчик показал рукой на группу корейских женщин, окруживших Сяо Цзян, которая что-то говорила им, взмахивая руками. — Вон она, с ребёнком на спине! Она понимает по-китайски и может переводить.
До них долетел громкий смех женщин.
— Дяденька Чжан! А вы тоже пришли бить американских дьяволов?
— Ну, а зачем же ещё? — улыбнулся Чжан Ин-ху.
Мальчик весело запрыгал на месте.
— Ха! Вы у себя на родине смело сражались с врагом. А теперь пришли помогать нам. С вами-то мы наверняка прогоним американцев!
Размахивая над головой своей лопаткой и приплясывая на ходу, мальчуган побежал сообщить радостную весть своим юным приятелям.
Задерживаться было нельзя. Чжан Ин-ху собрал свой отряд, и добровольцы тронулись в путь. Когда они дошли почти до вершины горы, Чжан Ин-ху почувствовал, что в кармане его брюк лежит что-то твёрдое. Он сунул туда руку и нащупал деревянный компас. Старик всё-таки ухитрился всучить ему свой подарок.
Горы остались позади. Вдали полыхало зарево пожара. В ночной тьме оно казалось особенно ярким. Широкие языки пламени качались над землёй; в небе дрожали багровые отблески.
Волна гнева поднялась в сердцах бойцов. Они невольно ускорили шаг.
Отряд спустился со склона и вступил на мост. Вдруг Ли Сяо-тан споткнулся обо что-то и упал. Чжан Ин-ху зажёг ручной фонарик. При свете его он увидел труп ребёнка. Худенькая ручонка его крепко вцепилась в руку матери — тоже мёртвой… Неподалёку от них лежала старая женщина. Губы у неё чуть шевелились. Чжан Ин-ху подозвал переводчика и Сяо Цзян.
— Они все умерли. Мне тоже незачем жить… — перевели ему слова старухи.
Сяо Цзян присела перед ней на корточки, положила её голову к себе на колени и расстегнула ей платье. Женщина была ранена пулей из авиационного пулемёта. На её высохшей груди запеклась чёрная кровь. Сяо Цзян принялась промывать рану.
Женщина тяжело дышала, голос у неё был прерывистый.
— Не надо… Я… я всё равно не выживу… Мои сыновья… двое… они там… в наших войсках… Хорошо!
Переводчик объяснил ей, что китайские добровольцы пришли сражаться бок о бок с корейцами. Измождённое лицо старухи озарила слабая улыбка.
— Китайцы… пришли, — сказала она, с трудом шевеля губами. — Теперь обязательно… победим… Вечная благодарность…
На ресницах старухи блеснули слёзы. Вдруг голова её бессильно откинулась. Старая женщина больше не дышала.
Сдерживая охватившую их скорбь, бойцы похоронили всех троих и двинулись дальше. Кто-то затянул печальную песню.
Взошла луна. Она то пряталась в облаках, то снова выглядывала, и казалось, будто она катится по небу. Наконец, она вырвалась на безоблачный простор и остановилась.
Отряд шёл по шоссе, которое тянулось у подножья гор. Песня звучала всё громче, всё торжественней. Луна заливала белым светом тёмный, густой лес. Под её лучами вспыхивал серебром ручей, вытекавший из горной расщелины.
Услышав китайскую песню, из леса высыпали солдаты Корейской народной армии. Они смешались с китайскими добровольцами, горячо жали им руки, пробовали объясняться с ними… Чжан Ин-ху окружило несколько корейских солдат. Он хотел было кликнуть переводчика, но вдруг услышал хорошо знакомый голос: