Вместе с передовыми частями форсировали Днепр и батальоны нашей бригады. 1-й и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений, действовавшие в полосе наступления 13-й армии, переправлялись в районе Навозы, Сорокошичи, 2-й и 6-й гвардейские батальоны, приданные 60-й армии, — в районе Страхолесье.
Большую часть личного состава и техники перевезли на паромах, изготовленных из подручных средств своими силами. Переправочные средства армейских саперов мы использовали очень мало.
Перед началом форсирования меня вызвал командир бригады:
— Поезжай к Срочко, в седьмой батальон. Командир молодой, а дело ответственное. Надо ему помочь!
В расположение батальона приехал ночью. В штабе меня встретил заместитель командира батальона по политической части капитан Фридкин.
— Где командир батальона?
— На берегу. Готовится к переправе.
— Поехали туда!
В машине Фридкин коротко доложил о подготовке батальона к форсированию реки. Надо сказать, что этот высокий, худощавый, с медлительными движениями человек, бывший рабочий из небольшого украинского города, пользовался большим авторитетом в батальоне. Любили солдаты своего замполита за простоту, душевность, повседневную заботу о людях. В то же время это был требовательный, принципиальный офицер. Без крика и нажима Фридкин всегда добивался цели.
— Днепр! — негромко произнес Фридкин. Машина остановилась в прибрежных кустах. Судя по карте, до противоположного берега должно было быть метров шестьсот — семьсот. Однако в темноте Днепр казался широким, даже безбрежным. Над водной гладью стояла какая-то особенно глубокая тишина. Только где-то южнее места переправы, над населенным пунктом Окуниново, время от времени вспыхивали мертвенным светом немецкие осветительные ракеты. Неожиданно с правого берега застучал немецкий пулемет. Пулеметная дробь разнеслась над водой, и опять все смолкло. Но тишина эта была обманчивой. В темноте кругом шло интенсивное движение, слышен тяжелый шаг нагруженных людей, приглушенные команды.
Фридкин куда-то исчез. Возвратившись через несколько минут, сообщил:
— Командир батальона уже на том берегу. Поехал готовить ПОЗ!
На правый берег переправлялись на небольшой рыбацкой лодке. Местные крестьяне при фашистах затопили их у берега и подняли с приходом советских войск. Лодка была так загружена деревянными противотанковыми минами, что борта ее возвышались над водой на каких-нибудь десять сантиметров.
— Отваливай! — негромко скомандовал кто-то.
Рядом слева и справа слышны приглушенные удары весел. К правому берегу направляется целая «флотилия». Однако темнота такая, что не видно даже соседнюю лодку. Тишина. Только поскрипывают уключины. Время тянется нестерпимо медленно. Кажется, вот-вот в небе вспыхнут осветительные ракеты и темная днепровская вода закипит от пулеметных очередей, взрывов артиллерийских снарядов и минометных мин. Непередаваемое ощущение полной беззащитности. Давно уже мне не приходилось испытывать такого томительно-гнетущего чувства. Пожалуй, только осенью сорок второго, при переправах через Волгу под Сталинградом. Однако вражеский берег молчит. Хуже нет такой тишины — уж лучше огонь, по крайней мере видна опасность…
Впереди вдруг замелькал какой-то огонек.
— Один длинный, два коротких, один длинный, два коротких, — шепчет над ухом Фридкин. — Сигналят наши с батальона…
Через несколько томительных минут лодка мягко касается дна. Без команды несколько саперов прыгают в воду и подтаскивают лодку к берегу.
— Мины, мины привезли? — слышу шепот командира батальона капитана Срочко.
Узнав меня, он коротко сообщает, что пехота закрепляется на плацдарме. Противотанковых орудий мало, а противник, по сообщениям разведчиков, подтягивает танки. Сейчас саперы поднесут мины на передний край и будут ставить…
Всю ночь и утро две роты 7-го гвардейского батальона инженерных заграждений минировали передний край. Часов в десять утра появилась вражеская авиация. Самолеты с черными крестами на крыльях вываливались из облаков и с противным свистом пикировали вниз. Над плацдармом то там, то здесь вставали высокие султаны от разрывов авиационных бомб. Но и под бомбежкой саперы не бросали своего опасного дела. Только когда бомбы падали совсем рядом, они плотнее прижимались к земле.