Брафлор поглядел на свою собеседницу и сказал:
— Я не имею возможности вам отказывать. Но я попросил бы ответить мне на один вопрос: как думает ваш синдикат, имени которого я не имею к сожалению удовольствия знать, справиться, уже не с Лавуэрсом, а хотя бы с ВБСГ, и что он нам предложит делать, если он с ними не справится?
— Вам известно, что ВБСГ снижал свои акции?
— О, да.
— Их положение настолько непрочно, что мы, скупив половину этих акций…
— Половину?
— Да; половину… скупив половину, мы подняли их еще на 480 %, заставив их купить у нас не больше как двести семьдесят пять паев.
И еще документ в доказательство.
Через час все было кончено. Брафлор повернулся на каблуке и хихикнул. Он нажил сегодня за два часа времени на Идитоле ровно 340 миллионов. Вот это дело!
Откуда взялись эти невероятные деньги, — подумал он. Просидев часа два в кабинете, справившись в дюжине финансовых сборников и собственных записных книжечек, подсчитав и сопоставив, он пришел к следующему выводу. — Неведомый синдикат, — который может быть и есть этот самый Ован-Черри-Тринидад, — мог бы получить эти деньги только путем краха БКА: отсюда ясно, что крах этот был фиктивный. Скупка акций ВБСГ доказывает, что БКА взорвали специально, чтобы сбить с толку Осию, который имел глупость немедля спустить свои акции. С другой стороны Осия не спустил бы их, если бы мог их продержать хотя бы неделю так, как они стояли. Значит у Осин тоже не все благополучно, а этот синдикат — тонкая штука. Теперь они стоят в девятнадцать с половиной раз выше того, что требует примерная истина, — ВБСГ пропал!
57
Дело идет к концу
Брафлор только что выскочил из вагона. Через двадцать минут авто довез его до биржи. Ладно, здесь его никто в лицо не знает. Он вскочил в здание. Кулуары и коридоры были набиты народом. Дверь в сад была забита ими же. Он протискался в зал. На возвышении стояли маклера, — ага, Осия доколачивает несчастную Охлатому:
— Охлатома двадцать пять десять!..
— Я даю триста Охлатомы по двадцать пять десять!..
— Двадцать четыре девяносто!..
— Двадцать четыре девяносто!..
Брафлор подошел и не мигнув глазом взял триста по этой цепе.
Было бы глупо упустить подобный случай: счетные книги Охлатомы стоят дороже, — до чего люди могут потерять голову.
Таким образом Охлатома задержалась на несколько минут. Брафлор сбегал в коридор и подозвал троих маклеров, шатавшихся без дела.
Через полчаса он взял еще сто Охлатомы по двадцать три и сорок.
Он подозвал своих маклеров и шепнул им.
Они разбежались по разным концам зала. Вместе закричали они: они предлагают четыреста Охлатомы по девятнадцать и десять. Через два часа таких вывертов, Брафлор имел в кармане шестьсот Охлатомы по двенадцать и пять. Он прямо прыгал от удовольствия. Ха-ха-ха! — и никто в зале не знает: что он то теперь и есть Охлатома.
Он ушел и вернулся вечером. Публики было еще больше, ему показали маклеров Осии. Они пробовали скупать Охлатому. Нет, шалишь. Теперь им не видать Охлатомы. Но вот некто вылез повыше и громовой бас пронесся по залу: — у него есть сто тридцать ВБСГ по три семьсот. Кто берет ВБСГ по три семьсот? Взято. Опять тот же голос: — пятьдесят ВБСГ по три восемьсот. Взято. Так шло с полчаса. Об Охлатоме забыли. В зале появился некоторый коротенький, седой, одутловатый старикашка, который распоряжался скупщиками ВБСГ. Он прошел мимо Брафлора, ему уступали дорогу. Он глядел темно и непонятно из под мохнатых седых бровей, его верхняя губа шевелилась, лоб поминутно покрывался морщинами, толстая сигара крепко сидела в обрубках пальцев, между искрометными перстями. Это был сам Осия Лавуэрс. Он прошел и скрылся.
ВБСГ догнали с вариациями до четырех тысяч шестисот за акцию: — это была совершенно несуразная цена. Но Осия держался. И тогда началось новое представление. Два негра выскочили на стол. И крикнули в унисон:
— Мы предлагаем паи кредитного консорциума Осия Лавуэрс, — двести паев по шестьдесят три тысячи долларов!
Невероятный шум поднялся в зале: эти паи никогда не выходили на биржу. Цена им была сорок и две. Свист сопровождал это предложение. Палки и кулаки потянулись к неграм. Это явная спекуляция. Но один из негров потряс пачкой облигаций над своей головой:
— Здесь у меня сто двадцать паев Осия Лавуэрса, кредитного консорциума, — сто двадцать Лавуэрса по шестьдесят!
Крик и стон в зале. К неграм присоединились белые маклера: они влезают на стол вместе с ними:
— ВБСГ по три семьсот… по три шестьсот…
Брафлор одурев от азарта влезает на стол. Он кричит:
— Бразильский Флорин предлагает Охлатому по сорок и две!
Снова крик в зале.
Апельсин летит негру в лицо. Он ловит его на лету и кричит:
— Сто двадцать Лавуэрс и один апельсин по пятьдесят восемь!
Хохот покрывает это. Толпа переходит частично на сторону негра. И голос из толпы дает негру за Осию — тридцать девять и одну.
Крик покрывает это представление. Маклера Осии бросаются к столу.
Они берут все, что есть у негров по шестьдесят.
Они берут Охлатому по сорок и пять.
Они берут ВВСГ но три шестьсот.
В зало почти ничего не слышно. Люди, которые стоят у стола с неграми, держат ладони около ушей. Остальная зала кричит, волнуется, кипит, показывает палками на стол с неграми.
Охлатома взлетает на пятьдесят и три.
ВВСГ на три девятьсот.
Осия котируется шестьдесят и шесть.
Охлатома лезет вверх — Осиины маклера скупают ее, как будто это их любимая бумага. Брафлор продает им ее с выдержкой маленькими партиями.
ВБСГ — четыре десять.
Четыре пятнадцать.
Четыре восемнадцать.
Четыре девятнадцать.
Четыре девятнадцать с половиной.
Четыре девятнадцать с половиной!
Четыре девятнадцать с половиной!!
В зале умолкают… тише… тише… И охрипший маклер кричит:
— Четыре девятнадцать… четыре восемнадцать… четыре пятнадцать… четыре десять, — и снова крик и неистовый шум поднимается в зале.
Теперь ВБСГ падает. Ловко это было сделано с Осииными паями — у них не хватает наличности, а четыре ВВСГ но остановишь уже. Он падает так скоро, как только может выкрикивать маклер. За полчаса он падает до двух и шестисот. И на этом он останавливается. Потому что биржа закрывается.
Завтра утром ВВСГ не откроет контору. Все карты раскрыты: — некто, — не важно кто, — свалил ставленника Осии. Телеграф уже работает. Он несет по всей Америке известие о том, что Охлатома крепчает, а ВБСГ упал вдвое за один вечер. Это вызовет панику по всей стране. Кабельный ток прилетит в изящный сифонный телеграф лорда Кельвина: — паника побежит в Париж, Лондон, Берлин, Вену.
Горючее падает, горючее падает!
Охлатома крепчает — керосин дешевеет. Новая кон’юнктура!
58
Эвис воюет
Красный автомобиль, подымая целые облака пыли, несся туда, к фронту бастующих. Двое сидели там: — мистер Эвис и его мальчишка негритенок. Они вели поучительную беседу об Осии. Ехать в эти места не полагалось. Там шла теперь уже самая настоящая война. Это была грандиозная Охлатома и ВБСГ, об'единившиеся для борьбы с биржей. Долой эксплоататоров!
Эвис приехал в штаб правительственных войск. На фронт никого не пропускают. Никого — но не Эвиса. Эвиса пропускают. Автомобиль медленно ковыляет дальше. Он едет с громадным белым флагом. Навстречу ему выезжает другой. Офицер правительственных войск видит, как Эвис здоровается с парламентером, угощает его сигарой, сажает в свой автомобиль и они двигаются далее.
Эвис и рабочий в'езжают в город. Автомобиль колесит по улицам и проездам, так как по большинству центральных улиц проехать нельзя, — это груды камня, железа, битого стекла, дымящихся пожарищ, а не улицы.