— Сейчас, сейчас, он уже идет… — и голос Джека — несколько запыхавшийся: — Глэдис?
— Да, это я, — сказала она все тем же железным тоном. — Спасибо, что хоть вспомнил, как меня зовут.
— Глэдис, милая, что с тобой? Где ты?
Еще делает вид, что беспокоится! А сам-то! Лживый притворщик!
— Я сижу под лестницей, — мрачно сообщила она.
— Почему под лестницей? А как ты слезла с елки? — тон стал подозрительным. Он что, еще и ревновать будет? Негодяй!
— Я попросила — и мне помогли слезть.
— Кто?
— Милые и воспитанные люди… не то, что ты.
— Глэдис, они тебя не… они тебе ничего не сделали?
Глэдис набрала воздуха, готовясь обличить его и заставить прекратить это подлое лицемерие — но, неожиданно для себя, всхлипнула:
Спецзадание для истинной леди
— Как ты мог?!! Я — тут, а ты — там… с это-ой!!! Как ты мог? На весь город… в телевизоре… на глазах у жены… с этой… да еще куртку не застегнул! С ней — так любезничать, а мне — так потом носом хлюпать? Как ты мо-ог?…
— Глэдис, ну что ты…
— Не ври, я сама все видела! Ты с ней стоял!
— Но это моя бывшая…
— Да у тебя везде бывшие! Ты что, полгорода перетрахать успел?
— Ну, конечно, не полгорода… — мечтательно-ностальгическим тоном произнес Джек. Правда, тут же опомнился и быстро добавил: — но сейчас я люблю только тебя! А это моя бывшая одноклассница. Я тебе сюрприз приготовил!
— Какой еще сюрприз? — недоверчиво спросила Глэдис.
— Тебя покажут по телевизору! Там есть специальная программа — и тебя пригласят дать интервью… по поводу этих событий.
Глэдис туг же решила сделать новую прическу… и надеть красный костюм… нет, лучше кружевную блузку… нет, все-таки красный костюм и новые сапоги… хотя сапоги будут все равно не видны. Или, может, купить по такому случаю что-то новое?
— Ну как, довольна? — спросил Джек.
— Как ты считаешь, что мне лучше туда одеть? Красный костюм или кружевную блузку? Или, может, стоит купить голубой блейзер — я видела вчера в витрине, мне должно пойти?
— Ты у меня в чем угодно красавица!
Подобные комплименты? От Джека? Явно подлизывается — значит, виноват!!!
В трубке раздалось пыхтение и приглушенные голоса.
— Подожди, тут Симпсон спросить о чем-то хочет.
— Миссис Четтерсон, что там происходит?
— Где?
— Там, где вы находитесь.
— Сторож спит, уборщицы в углу сидят.
— А… преступники?
— В вестибюле… телевизор смотрят.
Разрешение на штурм получить до сих пор не удалось — заартачился мэр, очевидно, с подачи владельца универмага, заявившего, что спецназ может причинить ему больше ущерба, чем любые бандиты, и что он не желает вместо рождественской распродажи заниматься ремонтом помещения. Мэр требовал, чтобы полиция и ФБР для начала попытались договориться с преступниками и решить дело миром — без стрельбы, разрушений и жертв. Поэтому вскоре должны были подъехать психологи — специалисты по переговорам.
А пока что на площади перед универмагом понемногу начала скапливаться толпа зевак, привлеченная столь необычным происшествием. Молодцы с телевидения сноровисто смонтировали над своей машиной огромный экран с динамиками — чтобы всем все было видно и слышно.
Кроме того, подъехала еще одна бригада телевизионщиков — с другого канала — и чуть не подрались с предыдущими из-за места рядом с фургоном Симпсона.
Приехали родственники плененных уборщиц и сторожа — человек двадцать, включая детей — и с места начали давать интервью обеим телевизионным бригадам.
Прибыло еще одно подразделение спецназа — на всякий случай — и две тележки торговцев хот-догами — кормить всю эту ораву.
Все происходившее чем дальше, тем больше напоминало народное гуляние — или сумасшедший дом. Симпсон был уже не рад, что не в добрый час связался с этим делом.
Единственное, на чем ему удавалось успокоить глаз, был Джек Четтерсон, невозмутимо прислонившийся к фургону с телефоном в руке. Не выпуская изо рта зубочистки, он слушал монолог своей жены на жизненно важную тему — что одеть на интервью и какую сделать прическу…
Глэдис ошибалась — преступники вовсе не смотрели телевизор. Вместо этого они обступили Чета Барриса по кличке «Резаный» и, как завороженные, слушали его взволнованный рассказ. Чета, который провел в тюрьме большую часть своей сознательной жизни, мало чем можно было устрашить, но сейчас он говорил тоном ребенка, пересказывающего фильм ужасов. Поведав грустную историю о том, как его бывший подельник Билли вместе с сестрой оказался за решеткой, закончил он ее так: