Annotation
«САНТА МАРИЯ ДИ ПИЕ ДИ ГРОТТА»
КАПРЕЯ
ГАЭТАНО СФЕРРА
ГОДОВЩИНА
БЛАГОРОДНАЯ МЕССИНА
PESCE SPADO
КАТАНИЯ
БЕНЕДИКТИНЦЫ СТАРОГО МОНАСТЫРЯ СВЯТОГО НИКОЛАЯ
ЭТНА
СИРАКУЗА
ГОТИЧЕСКАЯ ЧАСОВНЯ
КАРМЕЛА
ПОДЗЕМЕЛЬЕ
АКУЛА
СИНЬОР АНГА
ДЖИРДЖЕНТИ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ
ПОЛКОВНИК САНТА КРОЧЕ
В ГЛУБИНЕ СИЦИЛИИ
СЧАСТЛИВОЕ ПАЛЕРМО
ДЖЕЛЬСОМИНА
СВЯТАЯ РОЗАЛИЯ
МОНАСТЫРЬ КАПУЦИНОВ
ГРЕКИ И НОРМАННЫ
КАРЛ АНЖУЙСКИЙ
ДЖОВАННИ ДА ПРОЧИДА
ПЕДРО АРАГОНСКИЙ
КОММЕНТАРИИ
"Санта Мария ди Пне ди Г|ютта"
Капрея
Гаэтано Сферра
Годовщина
Благородная Мессина
Рыба-меч
Катания
Бенедиктинцы старого монастыря святого Николая
Этна
Сиракуза
Готическая часовня
Кармела
Подземелье
Акула
Синьор Лига
Джирдженти Великолепный
Полковник Санта Кроче
В глубине Сицилии
Счастливое Палермо
Джельсомина
Святая Розалия
Монастырь капуцинов
Греки и норманны
Джованни да Прочида
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
«САНТА МАРИЯ ДИ ПИЕ ДИ ГРОТТА»
Едва прибыв в Неаполь, мы с Жаденом вечером того же дня бегом отправились в порт, чтобы разузнать, не отплывает ли случайно на следующий день какое-нибудь судно — либо пароход, либо парусник — на Сицилию. Поскольку у путешественников, как правило, не заведено отправляться в Неаполь, чтобы провести там всего несколько часов, расскажем немного об обстоятельствах, вынудивших нас ускорить свой отъезд.
Мы отбыли из Парижа с намерением объездить всю Италию, включая Сицилию и Калабрию; старательно претворяя этот замысел в жизнь, мы уже посетили Ниццу, Геную, Милан, Флоренцию и Рим, когда, после трехнедельного пребывания в этом последнем городе, я имел честь встретиться в доме г-на де Т.., поверенного в делах Франции, с господином графом Людорфом, неаполитанским послом. Поскольку мне предстояло отправиться в этот город несколько дней спустя, маркиз де Т... счел уместным представить меня своему почтенному коллеге, чтобы заранее сделать более легкими дипломатические пути, которые должны были открыть мне заставу в Террачине. Господин Людорф встретил меня с бесстрастной и холодной, ни к чему не обязывающей улыбкой, что отнюдь не помешало мне двумя днями позже считать себя вправе собственноручно доставить ему свои паспорта. Господин Людорф любезно разрешил мне оставить наши документы в своей канцелярии и прийти забрать их через день. Поскольку мы не особенно спешили ввиду того, что санитарные нормы, действовавшие в связи с распространением холеры, предписывали двадцативосьмидневный карантин и, следовательно, в нашем распоряжении была еще почти неделя, я простился с г-ном Людорфом, дав себе слово не знакомиться впредь ни с одним послом, пока не получу о нем предварительно самых обстоятельных справок.
По прошествии двух дней я явился в паспортный отдел. Я встретился там с неким чиновником, который в высшей степени учтиво известил меня о том, что по причине определенных сложностей, возникших с моей визой, мне будет правильно обратиться к самому послу, чтобы их устранить. Таким образом, мне пришлось против всякого своего желания вновь предстать перед г-ном Людорфом.
Господин Людорф принял меня еще более холодно и высокомерно, чем прежде, но я запасся терпением, уповая на то, что, вероятно, имею честь видеть его в последний раз. Он сделал мне знак садиться; я сел. Это был шаг вперед по сравнению с первым разом: тогда он продержал меня стоя.
— Сударь, — произнес посол довольно смущенно, теребя складки своего жабо, — к сожалению, я вынужден вам сообщить, что вы не можете ехать в Неаполь.
— Почему же? — осведомился я, преисполненный решимости вести наш диалог в таком тоне, какой мне будет угоден. — Неужели виной тому скверные дороги?
— Нет, сударь, дороги, напротив, превосходны, но, к несчастью, вы занесены в список тех, кому запрещен въезд в Неаполитанское королевство.
— Сколь бы почетным ни был этот знак отличия, господин посол, — продолжал я, подбирая соответствующие тону слова, — он способен наполовину свести на «нет» путешествие, которое я рассчитываю совершить, что может доставить мне определенные затруднения, а потому, надеюсь, вы позволите мне проявить настойчивость, выясняя причину этого запрета. Если речь идет об одной из тех незначительных причин, с какими сталкиваешься в Италии на каждом шагу, то у меня в свете есть несколько друзей, у которых, как я полагаю, достанет власти добиться их устранения.
— Это очень серьезные причины, сударь, и я сомневаюсь, что у ваших друзей, сколь бы высокопоставленными они ни были, достанет влияния добиться их устранения.
— Но, если позволите, сударь, нельзя ли, в конце концов, их узнать?
— Да Боже мой, — небрежно ответил г-н Людорф, — я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы назвать их вам.
— Я жду, сударь.
— Прежде всего, вы сын генерала Матьё Дюма, который был военным министром в Неаполе во время незаконного присвоения власти Жозефом.
— К сожалению, господин посол, я вынужден опровергнуть свое родство с прославленным генералом, которого вы упомянули, ибо вы заблуждаетесь и, несмотря на сходство фамилий, между нами нет ровным счетом никаких родственных отношений. Мой отец не генерал Матьё Дюма, а генерал Александр Дюма.
— Генерал Александр Дюма? — переспросил г-н Людорф, явно стараясь вспомнить, в связи с чем он уже слышал это имя.
— Да, — продолжал я, — тот самый, который, вопреки законам гостеприимства, был взят в плен в Таранто, а затем, вопреки международному праву, отравлен вместе с Манскуром и Доломьё в Бриндизи. Это произошло в то самое время, когда Караччоло повесили в Неаполитанском заливе. Как видите, сударь, я делаю все, что в моих силах, дабы пробудить ваши воспоминания.
Господин Людорф прикусил губу.
— Что ж, сударь, — произнес он после короткой паузы, — существует и вторая причина: это ваши политические убеждения. Нам сообщили, что вы республиканец и уехали из Парижа, как мы слышали, исключительно по политическим мотивам.
— В ответ на это, сударь, я покажу вам свои рекомендательные письма: почти на всех стоят печати министерств и подписи наших министров. Взгляните, вот письмо адмирала Жакоба, вот — маршала Сульта, а вот — господина Вильмена; они содержат ходатайства для меня о помощи и покровительстве французских послов в ситуациях, подобных той, в которой я оказался.
— Хорошо! — сказал г-н Людорф. — Коль скоро вы предвидели ситуацию, в которой оказались, преодолевайте ее с помощью средств, которыми вы располагаете. Я же со своей стороны заявляю, что не поставлю визу в вашем паспорте. Что касается паспортов ваших спутников, то, поскольку у меня нет возражений против того, чтобы они отправлялись туда, куда им заблагорассудится, вот документы. Они в порядке, и ваши спутники могут ехать когда им будет угодно, но я вынужден повторить, что они уедут без вас.
— Нет ли у господина Людорфа каких-либо поручений в отношении Неаполя? — спросил я, вставая.
— А к чему это, сударь?
— К тому, что я взял бы их на себя с величайшим удовольствием.
— Но я же сказал, что вы никоим образом не можете туда ехать.
— Я буду там через три дня.
Я поклонился г-ну Людорфу и вышел, оставив его в изумлении от моей уверенности.
Нельзя было терять ни минуты, если я желал выполнить то, что пообещал. Я помчался к одному из учеников Римской школы, моему старому другу, с которым мы познакомились в мастерской г-на Летьера, а тот, в свою очередь, был старым другом моего отца.