Выпустив громадное облако сизого дыма и взревев подобно разъярённому тираннозавру, «BMW» вырыл одним колесом в обочине дороги глубокую канаву, выбрался на асфальт и, стремительно набирая скорость, помчал по слегка захламлённому шоссе в направлении находящегося где-то впереди, неизвестно где, вожделенного городка под названием Хаммонд.
Внутри кабины Кид попробовал откупорить банку пива, прихваченную еще в Меррилвилле. Но его пальцы пребывали сейчас в до того плачевном состоянии, что ему пришлось отказаться от этой невыполнимой затеи, положить банку на место, то есть – в бардачок, и довольствоваться сглатыванием слюны. Искать альтернативные решения, или отвлекать по таким пустякам Гарнетта, он не стал. Хотя и невыразимо хотел пива.
– Думаю, теперь с ней должно быть всё в порядке. – изрёк он, обращаясь не то к соседу, не то к самому себе. – Если бы она действительно хотела умереть, тогда должна была бы сделать это раньше. Теперь же это будет с её стороны свинство и неблагодарность.
– Да, я тоже так считаю. – согласился с ним нотариус.
Хаммер вздохнул, запахнул поплотнее куртку, сложил руки на груди, и, откинувшись на спинку кресла, угрюмо проговорил:
– Вы тоже так считаете... А вот я, по совести сказать, не уверен.
* * *
Джессика умерла в дороге. В ту секунду, когда её сердце окончательно перестало биться, Кид заметил на обочине, по правой стороне, изрядно покосившийся, почти рухнувший, видимо, кем-то протараненный знак. Тот оповещал:
«Чикаго – 30 миль. Хаммонд – 8 миль.»
На большом прямоугольном металлическом щите, под основными надписями, значились еще какие-то данные об этих, либо, возможно, других городах и населённых пунктах, но Кид не уделил дополнительной информации ни малейшего внимания. Сейчас его интересовал только один город – Хаммонд, и расстояние до него. Он пока не знал, что спешить им уже, по существу, незачем.
ГЛАВА ХII
На окраины Милуоки они въезжали глубокой ночью. «BMW» устало рычал, вибрируя и вздрагивая всем корпусом, как при сильном ознобе. Иногда начинал чихать, или судорожно кашлять, захлёбываясь, подобно законченному курильщику-туберкулёзнику, еле волоча за собой колёса, издыхая на последних потугах. Да и водитель с пассажиром порядком подыстрепались и утомились затянувшейся поездкой, и своими техническими характеристиками мало отличались от загубленной машины. Особенно плохо выглядел Кид: руки забинтованы, осунувшееся лицо в некоторых местах смазано зелёнкой, либо залеплено отрезками пластыря, одежда – сплошные лохмотья. Измотанный Майкл, по сравнению с ним, держался беговым скакуном.
– Ну, вот, мы и дома. – произнёс нотариус. Это были первые слова, прозвучавшие в кабине автомобиля за последние пару часов. – Даже не верится.
Кид открыл глаза (до этого он не спал, просто, ему было о чем подумать) и посмотрел сквозь проём лобового окна вперёд. Да, там действительно виднелся сверкающий яркими переливающимися огнями город.
– Да. – безразлично подтвердил он, но глаза больше не закрывал.
– Бросьте, Кид. – легонько сжав его предплечье, сказал Гарнетт. – Хватит уже себя терзать. Никто из нас не виноват в том, что девушка умерла. Вы всё делали правильно – вы просто не могли действовать иначе, и я всё делал правильно. Вам же объяснили доктора: такие травмы, как у неё, практически не совместимы с жизнью. Спасти её могла разве только немедленная операция, прямо там, на месте. Вы ведь не могли её прооперировать? Я – тоже. Ни ждать было нельзя, ни предпринять чего-нибудь нельзя. Это замкнутый круг.
– Я понимаю, Майк, я всё понимаю. – отстранив его руку, ответил Хаммер. – Но не всё так просто, как вы себе представляете. Видите ли, этот случай лишний раз подчеркнул мою хроническую предрасположенность к неудачам. Да, Майк, я – неудачник. «Чего он ни коснётся, всё оказывается кислым». Слышали, должно быть, такое изречение? Так вот, это – про меня. Я надеялся с началом новой жизни избавиться от этой напасти, да, похоже, не судьба... Знаете, Майк, мне еще никогда не выпадало реального шанса спасти чью-либо жизнь. Настоящего шанса. А тут он представился. Прямо в морду мне им ткнули. И что я делаю? А ничего особенного, как обычно, пересераю всё. Девушка умирает, несмотря на все мои старания, как если бы я вообще не появлялся на этой чертовой дороге. И, может быть, это было бы даже к лучшему. Не вмешайся я – мучений на её долю выпало бы гораздо меньше... Тяжело, Майк, тяжело осознавать собственную бесполезность. – он помолчал какое-то время, затем продолжил: – Вот, если бы она выжила, это был бы очень добрый знак, перед новым «стартом». Ну, вроде, спасение за спасение. Теперь же я уверен, что ничего хорошего от моего переселения ждать не приходится. Опять что-нибудь пойдёт наперекосяк. – он зевнул, потянулся, потёр лоб, виски, веки, встряхнул головой. – Ладно, несу какой-то бред. Это всё усталость. Куда мы сейчас?