«Щелк...»
...И ничего, черт бы его всё побрал, не произошло.
«Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк...»
Никакой реакции.
Издав утробный рык, Кид осмотрелся по сторонам, выбирая какую-нибудь вещь, на которой можно было бы выместить своё негодование. Но тут внутри забрезжил слабый огонёк. Последовало несколько мощных вспышек. Темнота. Снова короткая вспышка. Опять темнота. Наконец, секундное бледное мерцание и комнату залило, да прямо-таки сокрушило, нестерпимо яркой лавиной света.
Прищурившись и наклонив голову, Хаммер довольно улыбнулся. Да, всё же хорошо, что иногда у него не получается действовать быстро – не успел ничего разгрохать. Это ведь лампа дневного света! Газу, наполняющему её, требуется время на то, чтобы разогреться. Вот был бы номер: переломал мебель, разбил зеркала, сорвал полы и только из-за того, что не мог потерпеть лишние пару секунд. Ху-ух, нужно лечить нервы. И учиться думать.
Чуть приподняв голову, он исподлобья глянул внутрь.
Это было равносильно пробуждению вовсе не там, где ложился. Он ожидал увидеть что угодно: потёкшую канализацию, грязевой бардак, ёмкости с нечистотами, помещение, превращенное в свалку; дохлую кошку или собаку, либо десяток дохлых кошек или собак, либо пол, целиком укрытый дохлыми кошками или собаками... Но он никак не был готов созерцать следующее: комната оказалась пустой. Мало того – она не имела решительно ни капельки сходного с остальными помещениями дома. Она являлась чем-то посторонним, лишним, не вписывающимся в интерьер. Ни о каком стиле речи в помине не шло. «Это»
вообще представляло собой не комнату. Или, во всяком случае, комнату не дядюшкиного дома.
Голые стены. Замурованные окна. Гладкий белый потолок. Выложенный снежнобелой кафельной плиткой пол. Ни люстры, ни мебели. Только одиноко стоящее в дальнем правом углу кожаное кресло, да закреплённая под потолком у дальней стены лампа дневного света. Весьма странная, нестандартная обстановка. Что уж сказать про отделку.
Кид переступил порог. Поелозил носком туфля по кафельному полу. Скользко, можно и упасть. Он больше не задерживал дыхание – интерес вытеснил брезгливость. И уже не пытался прятать глаза – те успели полностью адаптироваться. Повернув голову, посмотрел на стену и провёл по ней забинтованной ладонью. Краска. Должно быть, легко моется. Поднял взгляд на потолок. Тоже, видимо, окрашен. Взглянул прямо. Свет лампы задрожал и неожиданно погас. Потом снова загорелся. Наверное, где-то плохой контакт.
Очень скоро, словно ниоткуда, стали выплывать детали и подробности, которые до сих пор как-то выпадали из поля зрения. И деталей этих, с подробностями, было достаточно много.
Пол имел небольшой уклон, начинающийся у стен, лишенных плинтуса, и заканчивающийся в центре комнаты, там, где, вместо одной кафельной плиточки, зияло черное квадратное отверстие. Вначале можно было допустить, что плитку элементарно забыли положить, или, что её одной-единственной не хватило на то, чтобы покрыть всю требующуюся площадь; или, что она вылетела из предназначенной для неё выемки, под чьей-то неосторожной поступью. Но, бесспорно – преднамеренный уклон пола, а также чернота получившейся уродливой дыры, мигом и напрочь отметали любое подобное предположение.
У Кида возникло желание изучить дыру поближе. Он направился в центр комнаты.
Остановившись почти над самой дырой, присел и заглянул вглубь. В пяти-шести дюймах от поверхности различил слабый блеск воды. Сплюнул туда. Блеск рассыпался на множество крохотных светлячков. Ясно – это сливное отверстие. Вот только, что туда сливали – воду, или, может, что-нибудь другое? На душевую комнатка не очень тянет – явно не хватает кранов, леек и мочалок.
Дыра напомнила ему одно здорово запавшее в память сливное отверстие, как-то раз представленное его вниманию на общепознавательной экскурсии, когда он еще работал в полиции. Аналогичные канализационные отводы имеются во всех камерах, где преступникам, приговорённым к расстрелу, выстрелом в затылок вышибают мозги. После приведения в исполнение приговора, в этих камерах осуществляется уборка: кровь, осколки черепа и прочие «отходы производства», под напором из шлангов смываются вот в такие отверстия. Кид поёжился. До чего же всё-таки парадоксально устроено человеческое сознание, оно способно выбросить из себя любые воспоминания, за исключением тех, от которых мурашки бегут по коже и, действительно, хотелось бы избавиться. В тот день, под впечатлением увиденного, он сделал вывод, что какая угодно иная смертная казнь, будь то электрический стул, газовая камера, или инъекция (кроме, разумеется, виселицы, гильотины, побитья камнями и тому подобных отголосков средневековщины), выглядит несравнимо чище и цивилизованнее... Хотя, на вкус и цвет, как говорится...