Ху-ух, как бы серое вещество в черепушке не закипело от такого количества мыслей. Нет, нужно стараться меньше думать, а то “IQ” настолько разрастётся, что полезет через уши. Сегодня желательно наблюдать, запоминать и больше ничего. Анализом информации лучше заняться завтра с утра. На то оно, как известно, и утро... Или, помнится, кто-то, где-то, когда-то утверждал, будто бы утро служит для иных целей?..
Глянув сначала на кресло, потом на двери, он выбрал последнее и зашагал к выходу. Однако, не поспешил покидать комнату. Вместо этого, не до конца прикрыв дверь, осмотрел внутреннюю её поверхность. Та оказалась оббитой цельным листом оцинкованного железа. Шляпки гвоздей до того глубоко погрузились в металл и заржавели, что ныне их вряд ли удалось бы зацепить даже самым превосходным гвоздодёром. Новый вопрос: на кой понадобился этот лист? И опять-таки, зачем нужен глазок? И для чего с внешней стороны двери такой основательный засов? Получается, это, действительно, нечто вроде камеры? Дэвид Маркус кого-то здесь содержал и не хотел, чтобы «подопечные» при случае разбежались?
Повернувшись, Кид взглянул на замурованные окна. Да, очевидно, это, в самом деле, камера. Вернее сказать, своеобразный хлев. Понятно теперь, почему от дяди Дэвида ушла сиделка – кому понравится, когда в доме содержится, а следовательно – шумит и воняет живность.
Вот что вытворяет с людьми рак мозга...
Стоп. А кто собирался тут рассиживаться?
Вновь максимально отворив дверь, Хаммер прошел к дальней стене и остановился напротив кресла. Протянув руку, скользнул ладонью по спинке и подлокотнику. Трудно судить, но на бинтах, похоже, совсем не осталось свежеприлипшей пыли. Развернувшись, уселся в него и немного поёрзал, устраиваясь поудобнее. Кожаный «трон» оказался восхитительно комфортным. Впрочем, данный факт ничуть не прояснял загадку о его появлении и предназначении в этой комнате. Скорее наоборот – добавлял абсурдности. В конечном итоге, Кид решил, что кресло впёрли сюда уже после смерти Дэвида Маркуса. Наверное, оно кому-то чем-то весьма помешало в день похорон и его постарались убрать как можно дальше.
Поднявшись, Кид постоял минутку, раздумывая, затем, брезгливо скривив губы, отряхнул, на всякий пожарный случай, сзади джинсы, повернулся, взялся обеими руками за подлокотник и отодвинул кресло от стены. За ним обнаружился водопроводный кран. Открутив вентиль, убедился, что вода в кране есть. Закрутил. Коленом задвинул кресло обратно в угол. После этого, щурясь, посмотрел на единственный в комнате источник света. Лампу, некий умелец-импровизатор, не исключено – сам дядя, поместил в продолговатый жестяной коробок, прямоугольной формы, плотно запакованный со всех сторон, кроме той, которая была обращена к выходу. И в этом тесноватом, но, как показала практика, вполне достаточном проёме, имелись узкие, едва ли превышающие по ширине одну пятую дюйма, жалюзи. Снизу короба телепались два тонких синтетических шнурка различной длины, связанных между собой примитивным двойным узлом. Образованная ими петля достигала, примерно, уровня Кидовой груди.
Хаммер потянул за правый, менее длинный из них, но тот не поддался и ничего не произошло. Тогда он подёргал за левый. Скрипнув, жалюзи закрылись больше, чем наполовину. В комнате стало сумрачно. Он дёрнул сильнее – и жалюзи сомкнулись полностью. Комната погрузилась во тьму. На жестяном коробке ясно прорисовались тонкие огненно-фиолетовые линии. Отыскав наощупь первый шнурок, Кид потащил за него. Жалюзи открылись и комната вновь наполнилась светом. Гениально – можно устанавливать любой уровень освещения, под какое угодно настроение, на самый привередливый вкус; от ярко-слепящего, до едва тлеющего, словно пламя свечи. Хотя, было бы проще задействовать регулятор напряжения, либо ступенчатый, переменный режим. Чуть подёргав за второй шнурок и зафиксировав более-менее щадящий поток света, он одобрительно кивнул, после чего глянул на замурованные окна. Белая, полупрозрачная краска, положенная символическим слоем, позволяла увидеть всё в наимельчайших деталях и подробностях. А посмотреть там, как выяснилось, было на что. Кирпич к кирпичу, ни щели, ни трещинки, любая, самая незначительная, крохотная дырочка тщательно замазана цементным раствором. Качественная работа. Пожалуй, даже излишне качественная. Навряд ли это сделано руками человека, страдающего опухолью мозга. Скорее всего, Дэвид Маркус кого-то нанимал. Какого-то мастера. Сам он ни за что не смог бы так сложить – слишком уж профессионально выполнен каждый штрих, высококлассно. Кид постучал по кладке локтем. Фактически никакого звука, как будто это не кладка вовсе, а цельная, толстая, бетонная стена. Очень прочно. И наверняка сложено далеко не в один слой.