Но тем не менее, нотариусу не верилось, что Хаммер советовал ему вслушаться в тишину только для того, чтобы дать возможность оценить прелесть шороха гуляющего по тоннелю ветра. Должно присутствовать что-то еще.
Он попробовал максимально сконцентрировать внимание на звуках, стараясь полностью превратиться в слух.
Шли секунды, но у него по-прежнему не получалось расслышать ничего стоящего. Он уже собирался повернуться и сказать об этом Киду, но неожиданно замер. Ему, наконец, удалось уловить то, ради чего и была устроена эта демонстрация.
По всему тоннелю, высоко над головой раздавался тихий, сухой хруст. Настолько тихий, что его можно было различить лишь благодаря почти абсолютной тишине, царящей под землёй. Он напоминал звук, который издаёт переламываемая между пальцами деревянная зубочистка. Хруст возникал спонтанно – то тут, то там, ближе, дальше, тише, громче. И не смолкал ни на секунду.
– Что это? – робким шепотом, словно опасаясь, что кто-то его может подслушать, спросил маленький человек.
– Балки трещат. – примерно в той же манере ответил Кид. – Те, что подпирают потолок. Испрели насквозь. Сверху вроде целые, а внутри одна труха. Уже несколько лет так трещат, а когда не выдержат и обвалятся – одному Богу известно. Могут еще десяток лет продержаться, а могут рухнуть в следующую секунду. Гарантии никакой – можно только гадать.
– О, Господи… – выдохнул нотариус.
– Да, я тоже так думаю. – согласился Кид. – И именно поэтому у меня нет совершенно никакого желания оставаться здесь дольше, чем это необходимо. Как я уже сказал – полчаса, час – самое большее, что мы можем себе позволить, а потом нужно убираться отсюда. В пределах часа, думаю, свод еще продержится, но рисковать лишний раз я не хочу. Если вся эта толща, что сейчас над нашими головами, решится осесть, то сотне экскаваторов придётся год работать, чтобы нас отсюда извлечь. Как вам такая перспектива?
Достав из кармана платок, Гарнетт промокнул влажное от пота лицо.
– Ху-ух. – выдохнул он. – Какой кошмар. Никогда не думал, что окажусь в такой ситуации.
– Ситуация… – медленно проговорил Хаммер. – Разве это ситуация? Вероятность пятьдесят на пятьдесят – это не так уж плохо. Бывает и хуже.
– Хуже? – с сомнением произнёс нотариус. – Что может быть хуже?
– Хуже – это когда девяносто девять процентов играют за чужую команду и только один – за вас. Когда даже вы сами поскупитесь поставить на себя доллар.
Коротышка вновь промокнул лицо платком.
– Почему вы раньше об этом не сказали? – спросил он дрогнувшим и надломившимся голосом. – Я бы ни за что не остановился.
– Именно поэтому и не сказал. Сейчас на улице творится черт знает что. Пик урагана нужно переждать. Лучше уж…
– Вы должны были сказать мне об этом!.. – тяжело дыша и продолжая промакивать платком лицо перебил его нотариус. – У меня клаустрофобия. Вы не имели права…
– Клаустрофобия? Это боязнь замкнутого пространства, да? – спросил Хаммер.
– Да, замкнутого пространства. – подтвердил Гарнетт. – Приступы случаются редко, но случаются. Иногда очень сильные. Особенно если их спровоцировать. Кажется, сейчас как раз один такой начинается.
– Я не знал, что у вас боязнь замкнутого пространства. Откуда мне было об этом знать? Вы ничего не говорили. Тем более, вы сами сюда заехали.
– Я заехал сюда по ошибке. – стал оправдываться маленький человек. – Я, наверное, сбился с дороги. Я добирался в ваш посёлок совсем другим путём. Я не знал о существовании этого тоннеля. Что это вообще за тоннель? Зачем он здесь? Вы говорили, что расскажете о нём когда остановимся.
«Ага, гляди, сейчас расскажу. – подумал про себя Кид. – С твоей-то болезнью это слушать».
– Тоннель как тоннель. – непринуждённо и практически незримо пожал он плечами. – Только старый очень. Какая разница? Лучше постарайтесь успокоиться. Представьте себе что-нибудь приятное. Не знаю, там, луг с распустившимися цветами, небо с облаками и птичками, саванну, пустыню…