– Остановите машину. – неожиданно распорядился Кид.
– Зачем? – не сориентировавшись сразу, что к чему, переспросил коротышка.
– Остановите, остановите. – повторил Хаммер.
Вздохнув, мол, ладно, мне-то какая разница, нотариус притормозил и, съехав на обочину, остановился. Еще через пару секунд он заглушил двигатель.
Не произнося больше ни слова и никак не отреагировав на последний, не совсем логичный (с учетом дорожных условий), поступок Гарнетта, Кид открыл дверь и, с некоторым трудом, выбрался наружу. При этом из его горла невольно вырвалось тугое, болезненное кряхтение.
Оказавшись на свободе, он выпрямился, расправил плечи, одёрнул кожаную куртку, после чего, заложив руки за затылок, устремил взор вдаль, углубившись в свои думы.
Итак, Индианаполиса больше нет. Осознание этого факта давило на мозг, словно деревянный крест, лежащий на спине. Представить только – его родной, некогда любимый город ныне стёрт с лица Земли. От этой мысли становилось, мягко говоря, нехорошо... Хотя, с другой стороны, произошедшее в минувшую ночь практически решило все проблемы, не дававшие ему ни секунды покоя последние недели. Он великолепно понимал и целиком признавал данную неоспоримую истину. Тем не менее, на душе у него было в самом деле паршиво.
Кид призадумался: а согласился бы он, чтобы случившееся прошлой ночью, никогда в действительности не происходило? Чтобы всё осталось по-прежнему, как всего лишь один единственный день тому назад? Хорошенько взвесив про себя этот вариант, он пришел к выводу, что, конечно же, нет – не согласился бы. Если разобраться во всём трезво и объективно, то какое ему, в принципе, дело до жизней всех этих (Сотен? Тысяч? А может быть, миллионов?) людей, подавляющее большинство которых он не знал, да, толком, и не встречал, и которые нынче уже попросту не существуют? Он им ничего не должен! Так чего ради ему горевать по ним, а уж тем более приносить во имя них какие-либо жертвы? Ведь главное, что теперь его собственная шкура в абсолютной безопасности, а перспективы – воистину грандиозны. На остальное ему откровенно плевать!
Повернув вопрос таким боком, Хаммер почувствовал значительное моральное облегчение.
– Хороните знакомых? – послышался голос нотариуса.
– Да. – ответил Кид. – Что-то в этом роде. – встряхнувшись, он вернулся к реальности и, опустив руки, впервые с момента своего пробуждения, оценивающе осмотрелся по сторонам.
Да-а, окружающий пейзаж ни коим образом не навевал ощущения веселья. Скорее наоборот – уныние, с терпким привкусом некой удручающей безысходности.
Хмурое, свинцово-серое небо низко висело над бесцветной, выжженной долгими нещадными днями землёй. Маленькая, обуглившаяся под лучами солнца трава, устилала её редким, плешивым, точно поеденным молью ковром, сквозь который, подобно окаменелым костям вымерших гигантских ящеров, виднелись выбеленные бесконечными годами, ветрами и нечастыми дождями, гладкие валуны и полуразрушившиеся обломки погребённых грунтом скал. Голые скелеты кустарника, покосившиеся или поваленные «мачты» высоковольтных линий, с оборванными жгутами проводов, а также мёртвая тишина, царящая над равниной, в полной мере довершали гнетущую картину оцепенения и безжизненности.
Стал накрапывать прохладный, моросящий дождь.
– Я собираюсь пойти умыться. – сообщил Кид. – Если есть желание – идёмте со мной. – повернувшись к Гарнетту и оглянув его исцарапанное, побитое, измазанное запёкшейся кровью и въевшейся в кожу грязью лицо, он с усмешкой добавил: – Поверьте, вам тоже не помешало бы. Правда, без мыла тут будет трудно управиться.
– Вы собираетесь окунуться физиономией в это болото? – поинтересовался тот, кивнув в сторону протекающей вдоль дороги, довольно широкой, мутной речки, образовавшейся в результате прошедшего ночью ливня.
Хаммер пожал одним плечом.
– А почему бы и нет? Во всяком случае, в этой воде инфекции не больше, чем сейчас на нас с вами. Так вы со мной, или нет?
Толстячок отрицательно мотнул головой.