Судя по всему, не так давно на этом участке произошла крупная авария. По всей дороге валялись ошмётки облицовки, куски покорёженного металла и пластика, осколки разбитого стекла и клочья рваной, опаленной резины. На асфальте ясно виднелись полосы краски, царапины и выщерблены, а также длинные, не в одну сотню футов, черные прямые линии следов «автографа» покрышек.
Хаммер чуть сильнее придавил тормоз и «BMW», послушно скрипнув колодками, еще больше сбавил скорость. Во избежание остановки двигателя пришлось перейти на пониженную передачу. А затем – еще на ступень ниже.
Немного дальше, на обочине валялся вдребезги разбитый мотоцикл. Он был буквально разорван на части и это давало возможность составить исчерпывающее представление об ударе, который тот перенёс при столкновении с каким-то иным, пока что нигде не видимым предметом. Еще дальше, примерно в паре сотен шагов от мотоцикла, Кид различил распростёртое на асфальте человеческое тело.
Он решил остановиться. Нет, конечно же, после всего, что ему довелось пережить и созерцать за минувшие вечер, ночь и немногим более привлекательный, скоро оканчивающийся день, это зрелище не произвело на него какого-то особого впечатления. Он уже успел адаптироваться к вездесущим малоприятным, жутковатым картинам, однако, сейчас он испытал целую гамму различных смутных, противоречивых эмоций, в совокупности своей чем-то отдалённо напоминающих пресловутое чувство долга. По необъяснимой причине Хаммер был почти абсолютно уверен в том, что его присутствие здесь крайне необходимо и что он, хочешь-не хочешь, обязан остановиться, выйти и осмотреть место происшествия. В определённой степени, его вело некое шестое чувство, ожидание чего-то важного, значительного. А кроме того, в дополнение к этому сплетению, весьма призрачных и размытых ощущений, Кида влекло банальное любопытство.
Следуя навязанной ему долгими годами практики и, порой некстати проявляющей себя привычке, он подал сигнал правого поворота, свернул с проезжей части и остановил машину. Под колёсами безразлично хрустнул придорожный гравий.
– Майк, вы спите? – окликнул он нотариуса, пытаясь установить минимальные, наиболее щадящие для ушей, обороты коленвала.
С заднего сиденья послышался тяжелый вздох, затем, тихое невнятное бормотание.
– Счастливый вы человек, Майк. – усмехнувшись, похвалил Кид. – Мне бы ваши способности.
Обмозговав свои дальнейшие действия, он мысленно кивнул, утверждая разработанный план, и неторопливо выбрался из кабины. Коротышку он решил пока не будить.
Постояв минутку у прикрытой двери, осмотрелся вокруг. Футах в пятистах от дороги, на дне поросшего кустарником неглубокого, но довольно внушительного по ширине оврага, заметил увязший в густых зарослях, завалившийся на бок легковой, спортивный автомобиль. Тот, по-видимому, пребывал не в лучшем состоянии, нежели покоящиеся на обочине останки мотоцикла. Ну, а если даже и в лучшем, то не на много. Да, пожалуй, вряд ли здесь может понадобиться его помощь. Он ведь не работает в похоронном бюро. Хотя, для успокоения совести, всё же стоит малость прогуляться, поразмять лишний раз старые косточки. Что он, в конце концов, теряет? Пятнадцать-двадцать минут и пару-тройку десятков тысяч нервных клеток? Пустяки, последних у него останется еще, по меньшей мере, несколько миллиардов, а сроки пока что не здорово поджимают.
Хаммер отошел от машины и направился в сторону лежащего на асфальте человека.
Под ногами противно потрескивали и скрипели осколки битых стёкол. Глянув вниз, Кид увидел, что на некоторых из них запеклась кровь. На асфальте он тоже смог различить множество бурых пятен. С каждой секундой он всё отчетливее осознавал, что его теперешнее занятие, это, попросту, бессмысленная трата времени и энергии.
Приблизившись к человеку вплотную, он склонился над ним и замер, оттягивая неприятный момент. Ему совершенно не хотелось заглядывать в лицо трупа. И без того, рассчитывать в обозримой перспективе на крепкий ночной сон не приходилось.
Даже со спины человек смотрелся, мягко говоря, неважно, хотя, в общем-то, вполне естественно для подобной ситуации. Складывалось впечатление, что его сперва очень тщательно пережевали, а после – выплюнули. На нём практически не сохранилось ни единого живого участочка. Это был эталонный покойник. Навряд ли кто-то мог бы выглядеть более мёртвым, чем он.