– Да, он умер. – ровным тоном произнёс Кид. – Мне очень жаль.
Из автомобиля послышался плач.
Потом, где-то через минуту, узница железного короба немного успокоилась и заговорила снова:
– Я знала, что этим всё закончится. Я его предупреждала, я его умоляла, чтобы не мчал так. Но разве он меня слушается? Разве он кого-то слушался в жизни? Всё твердил: нужно успеть, нужно успеть. Успели... А тут еще этот ветер. Порыв, такой сильный-сильный. И мотоцикл... А мотоциклист мёртв?
– Да, мёртв. – подтвердил Кид.
– Ой, Олли-Олли, что же ты наделал... – она опять начала всхлипывать.
Кое-что стало всплывать в памяти. Всё-таки, годы академии, а затем – службы в полиции не прошли даром. Он поспешил отвлечь невольную затворницу от мрачных мыслей. У неё могла развиться истерика, а в сложившейся ситуации это недопустимо. Какая самая лучшая терапия против припадков истерики? Разумеется, качественная оплеуха. Ну, а если это невыполнимо? Тогда, вполне сгодится любой, самый неуместный вопрос.
– Послушай, – обратился он к ней, – что это за машина? Не могу разобрать марку.
Всхлипы мгновенно прекратились. Воцарилось долгое, тугое молчание.
– «Альфа-Ромео». – наконец, ответила «невидимка».
– Славная машина. – одобрил Хаммер. А шепотом добавил: – Была.
– Пытаетесь заговорить зубы? – поинтересовалась «леди-инкогнито». – Не переживайте, я не истеричка.
У Хаммера от удивления аж челюсть отвисла. Ничего себе, с кем это ему довелось столкнуться? С доктором психологии? Надо быть непрошибаемым броненосцем, чтобы в таком положении трезво оценивать обстановку и анализировать свои и чужие эмоции. Он постарался оправдаться:
– Да нет, веришь, и не помышлял даже чего-то там тебе заговаривать. Так, просто, спросил. Нельзя, что ли?.. Ладно, золотце, послушай, давай-ка, я сейчас попробую тебя вытащить. Ты, главное, тихонько лежи и не шевелись. Окей?
– Окей. – согласилась она.
– Сколько вас было в машине? Вы ехали вдвоём?
– Да. – выдохнула она.
– Хорошо. – кивнул Кид.
Дверные ручки, как наружная, так и внутренняя, напрочь отсутствовали и потому, ухватившись обеими руками за выступающий из покорёженного проёма край двери, он, на свой страх и риск, попытался открыть её, используя грубую силу. Это, ровным счетом, ни к чему не привело.
– Как тебя зовут? – не из любопытства, а для того, чтобы не позволить «автомобильной пленнице» вновь углубиться в невесёлые думы, спросил он.
– Меня... – довольно бодренько начала она, но тут же запнулась. – Я... Джессика... По-моему...
– Почему – «по-моему»? Ты в этом не уверена? – изменив хват на более удобный, Кид понадёжней упёрся ногами в заднее крыло машины и, что есть мочи, рванул дверь на себя. Раздался треск и та вырвалась «с мясом», лишившись остатков замка и верхней петли. Дёрнув еще разок, он сорвал нижнюю петлю, после чего отшвырнул искалеченную дверь долой.
– Не знаю. Кажется, уверена. – смущенно пробормотала «леди-сомнение».
– Отлично, Джесс. – встав на колени, Хаммер попробовал отбросить назад спинку водительского кресла. Та не поддалась. – А фамилию ты свою помнишь?
– Мюррей. Только не называйте меня, пожалуйста, «Джесс», так звал меня Олли. Он делал мне это на зло. Я говорила ему, что «Джесс» мне не нравится, а он смеялся. Олли любил меня дразнить.
– Хорошо. – не стал возражать Кид. – Значит, Джессика Мюррей. Ты француженка? – наконец-то, спинка сдалась и, хрустнув, отвалилась, лишившись одного из креплений. Мёртвый водитель остался сидеть в той же позе, держась на большом остром «зубе» сломанной рулевой колонки. Теперь Хаммеру предстояла самая тяжелая и омерзительная работа – извлечь растерзанное тело мужчины наружу, да при этом еще и вести непринуждённую беседу с особой, представившейся Джессикой, не позволяя той отвлечься от заурядных тем.