Сойдёт. Нужно просто попытаться.
Шаг из квартиры, словно рывок сердца из души. Я решила, что следующим в моей постели будет другой мужчина. Не Призрак. Не тот, кто мучает своей несуществующей страстью и любовью, а тот, кто сможет ценить меня в реальности. Все равно, каким он будет: худым, толстым, косым, лысым, рыжим-белобрысым, все равно! Лишь бы вызволил мою душу из сумрачного плена снов.
Вдруг поможет? Смогу ли? Я буду стараться, потому что… уже нет никаких сил.
Тёплый пуховик украшен натуральным мехом, что щекочет и лезет в рот. Отмахиваюсь, оцениваю макияж и прическу: как кукла, ей Богу. Подол платья задорно выглядывает из-под куртки и обвивает мои колени при каждом шаге. Сапоги высокие, туфли для танцев взяла с собой.
Вот бы партнер попался симпатичный. Но лучше добрый и покладистый. Хотя уже всё равно. Буду хвататься за любого, только бы не женатый. Ха… наверное, любой сойдёт в моём случае.
Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топлёного печенья и снова уснуть.
Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, развею и забуду. Хватит!
Вызываю такси. Мамин клуб – одно из любимых мест моего детства, но это было очень давно, я уже все это переросла.
Мысли роятся, как шмели. Бесконечно думаю о Призраке. Пытаюсь переключаться, даже песни напевать, но он все равно влезает, как уж, в мою голову и манит, манит, манит к себе. Ёлки-палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина! Может, не в клуб нужно ехать, а прямо к врачу, на дурку?
Пока авто несёт меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как всё началось…
6
И пусть ни завтра, ни где-то в будущем
нас не найти в мире верных, любящих.
Среди толпы много лиц, а в памяти
не остывает твой образ, знаешь ли.
Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц. Да и мои желания никогда не сбываются.
Возле афиши с изображением известной группы около трамвайной остановки я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо.
Ким Альдов, чтоб тебя! Улыбчивая рожа смотрит с плаката и будто говорит мне: «Да, детка, не твоего я сорта. Твой удел писать обо мне статейки, а ухаживать, обнимать и таскаться буду с другими».
Ой, больно надо, но мордаха у него симпатичная, хоть певец и урод редкостный, как человек, а еще выскочка и гордец. Лично не знакома, но так говорит пресса, а я, наивная, верю.
Отступаю от афиши и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку, что пересекает путь, неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.
Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.
– Жива? – жёстко говорит старушка, склоняясь надо мной.
Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю. Встать не могу, вечерний город вертится перед глазами, а под горлом растекается жуткая тошнота.
– Вот и славно, – бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей на остановке. Никому нет дела, что я упала, что бабку чуть не снесло железным змеем с пантографами. Безразличная толпа.
– Вот и благодарность, – ворчу и принимаю вертикальное положение, но на ноги ещё боюсь подняться – вдруг упаду от головокружения. Теперь бы вещи свои найти, разлетелось всё в снег, когда падала. И желательно домой доехать.
– Это ты мне? – сухое и сморщенное лицо спасённой бабки проливает на меня свет чёрных глаз, меня аж откидывает назад. Болезненно морщусь и моргаю, сбрасывая непрошенные слезы.
– Я вам жизнь спасла, хоть бы «спасибо» сказали.
– Будет тебе «спасибо», да такое, что надолго меня запомнишь, – бросает яростно старая, обрызгав меня дурно пахнущей слюной. Люди вдруг все разом отворачиваются, или мне это чудится, а растопыренная костлявая ладонь летит в лицо.
– Что иллюзия, что реальность – всё запутается-перекрутится. Будешь жить во сне, а спать в жизни. Пока не сломаешься! – Последнее иголкой впивается в шею, туда где опустились скрюченные пальцы, отчего получается только всхлипнуть.
Бабушка наконец отстраняется, улыбается ехидно вставной, наверняка, челюстью, и ласково-ласково говорит:
– Спасибо.
– Не за что! – выдавливаю и ошарашенно смотрю, как старая, прихрамывая на левую ногу, переходит второй перекресток. Там её, словно кит малёк, поглощает толпа.