Речь шла о мужчине, который давал ей силу и защиту. О мужчине, который любил ее. О мужчине, который был готов ради нее на все. Он умер, а она осталась одна. Но нет, не совсем одна. С ней был еще этот мужской голос, преисполненный печали и безнадежности.
– Он умер, – говорил гонец снова и снова, а потом добавил: – Его никогда не забудут. Благородный Страж пожертвовал собой ради всех нас.
«Пожертвовал? Что ты несешь?», – Сурана опустила руки вниз, ее взгляд бешено метался влево-вправо. Ей было ужасно тяжело, словно оборвалось сердце, словно в душу червь проник и все там опустошает, вызывая в ней крик. Как же хотелось сейчас взвыть погромче, чтобы вылилась вся боль, но ведь это невозможно. Ни похорон, ни могилы, ничего. Остался только след страшной муки и тоски. И это достойная смерть? Сурана покачала головой и прижала язык к небу, сомкнув сильно челюсти, отчего выскочили желваки.
Гонец немного наклонился вперед в знак уважения и почтения, боясь поднять на Сурану взгляд, и развернулся к своей лошади, что стояла за его спиной. Но стоило ему шевельнуться, как цепкие пальцы Нерии обхватили его кисть, заставляя замереть на месте. Изумленный взгляд столкнулся с насупленным лицом Сураны. Она сглотнула ком в горле и попыталась как можно спокойней, без надрыва в голосе произнести:
– Подожди.
___________________________
Их потревожили внезапно.
– Леди Инквизитор, – и снова тарабанили усердно в дверь, будто во дворе Скайхолда ждал Корифей, который чудным образом сумел восстать из мертвых и жаждал мести. Каллен шустро, боясь попасться на глаза в чем мать родила, натягивал на себя штаны и мешковатую рубашку, бегая взглядом по полу в поисках кирасы. Его брови недовольно хмурились, губы сузились в нить, весь его вид показывал, что он злился попытке посторонних потревожить их покой. Тревельян оделась быстрее. Представ в обтягивающей бежевой рубашке, что сильно теснилась в груди, возле двери она мельком взглянула на Каллена. Они вроде бы взрослые, преодолели такие трудности вместе, а вели себя порой как дети. Все знали об их романе, напыщенные гости из Орлея даже пустили слух об их помолвке, но ни Каллен, ни Эвелин в обществе не кичились своими отношениями и старались выглядеть невинно: она его Инквизитор, он ее Советник.
– Ваша милость! – взволнованно воскликнул гонец на пороге и наклонился к ее ногам, заметив насупленное женское лицо и услышав властный голос:
– В чем дело?
___________________________
Свеча потухла, и мрак ночи укрыл в себе скупую слезу, застывшую на щеке. Письмо с аккуратным почерком от Инквизитора упало с глухим стуком на доски подле Сураны. Колотящиеся руки стремительно сжались в кулаки, ногти беспощадно впились в ладони, протыкая все сильнее и безжалостней бархатную кожу. Из груди донеслось сквозь зажатые зубы протяжное тихое мычание. Пока гонец ждал за порогом, а Сурана в комнате одна – можно позволить вылиться немного боли, совсем чуть-чуть, иначе она захлебнется в ней. Пусть она и не любила, но представить свою жизнь без Алистера уже не могла. Не хотела.
И осознание того, что она больше никогда не ощутит прикосновений рук, которые сначала несмело поглядят по голове, а потом прижмут к себе, скребло по голым костям тупым лезвием.
«Я просила. Просила защитить его. Почему?»
Сурана вспомнила тот день, когда к ней в первый раз примчался гонец с посланием от Инквизиции. Вспомнила, как она писала ответ, почти умоляя леди Тревельян позаботиться о нем. Вспомнила ту кляксу, что застыла на листе бумаги от дрожи в руке, словно изнутри Сурана тогда украдкой почувствовала подкрадывающуюся сзади беду. А затем она вспомнила рваные строки из письма, валявшегося сейчас где-то рядом в темноте: «В Тени он и Защитница Киркволла…», «Если бы не он, то Тедас бы пал…», «Попали в западню…У меня не было иного выхода», «Нужно было решить, кто… Он вызвался сам ради всех Серых Стражей».
«Леди Тревельян ткнула в него пальцем. Избрала нарочно. Кем она себя возомнила, вершительницей судеб?»
Выбрались из сумеречного мира все, кроме него. Каждый сразился с собственным страхом, пробиваясь сквозь тьму и демонов, а он не смог, остался там, жертвуя собой во благо всего Тедаса. Так решила Тревельян. Бросила в пасть бестелесным тварям, выбрала его в качестве приманки, лишь бы спасти свою шкуру и своих друзей. Почему именно его, а не кого-то из собратьев? Или ту же Защитницу?
Теплые алые капли выступили из ранок под ногтями, стоило только разжать пальцы, и скользнули по ладоням вниз, проливаясь на сапоги.
«Как она посмела… Вестница Андрасте, Инквизитор, правительница чужих жизней… Если бы не он когда-то, то она бы не дожила до сегодняшнего дня, ее тело проткнул бы насквозь какой-нибудь гарлок мечом и бросил подыхать на затхлой тропе».
И чем дольше Сурана горячо убеждала себя и свое сердце в том, что ключевую роль в смерти Алистера сыграла Тревельян, а не безысходность и отчаянность ситуации, тем больше верила в это. Через несколько минут не осталось ни малейшего сомнения, всю Сурану распирало от отрицательно окрашенных чувств, и оттого злость перекрыла трезвый ум, даже отравляюще-прекрасная музыка в голове затихла, видно, посчитав, что гнев, охвативший с головы до пят, сожрет Нерию без ее помощи.
Ведьма подалась вперед, наступив на письмо, которое с хрустом смялось под ногой и в тот же миг вспыхнуло огнем. Уверенными громкими шагами, нарушая повисшую тишину, Сурана пошла вглубь комнаты, раскрыла сумку, покоящуюся на стуле, и рывком вытряхнула из нее свои вещи. Кучка из одежды, книг, скрученных карт и амулетов с поясами свалилась на стол. Сурана замельтешила в ней, судорожно разбрасывая предметы на пол, пока тлел кусок опаленного письма. Ей требовалось найти только ее – единственную вещь с острым запахом трав, зеленым сургучом и алыми разводами крови.
___________________________
– Ненавижу соскребать сургуч, – буркнула Эвелин, рассматривая старинный конверт в руках. Он выглядел потрепанным, будто бы пролежал целую вечность в сырой кладовке, и от него воняло затхлой древесиной.
Ее пальцы провели по шершавой поверхности, задевая подушечками выпуклую зеленую печать. Мускулы руки напряглись. Колкость в пальцах заставила отдернуть руку и нахмуриться, теряясь в догадках, зачем Герой Ферелдена передала с гонцом этот странный конверт. Пальцы той же руки снова потянулись к печати с разводами, чтобы поддеть ее ногтями, но внезапно письмо выхватили другие руки.
– Давай я, – с оттенком волнения произнес Каллен и глянул на конверт. Он пытался забыть ту грешницу, благодаря которой остался жить и которая таяла от его поцелуя в той комнатке, наслаждаясь каждым прикосновением чувственных губ. Если бы Нерия отозвалась на зов Инквизиции в свое время и примчалась бы сюда, тогда бы – Каллен сам этого страшился – в нем вновь проснулась та частица воспоминаний, от которой невозможно избавиться, даже любимая женщина, выжидая сейчас рядом и наблюдая, с каким любопытством рассматривал ее Советник письмо, не способна их искоренить. Она появилась в его жизни задолго после них.
Он сноровисто соскреб сургуч с письма.
Идеально ровный кусок пергамента лег в его руки.
Почерк Сураны Каллен узнает из тысячи чужих.
Колючий подбородок дрогнул, но глаза остались неподвижны и смотрели на Эвелин, не моргая, и только теперь она увидела, какие это незнакомые, какие это страшные глаза. Уже год она смотрела в них и знала их лучше, чем свои, а теперь в них было нечто новое, чего она не могла узнать и что заставило ее содрогнуться всем телом.
– Что там написано? – тревожно спросила его Инквизитор.
– Теперь Он твой.
И глаза его потухли.