--
Остаток выходных они проводят, отдыхая. В дурацкой палатке Луи достаточно удобно, чтобы не покидать лес на выходных. Лиам заставляет Зейна провести в кровати почти весь день. Он приносит ему еду, массирует плечи, целует в шею, и постепенно Зейн приходит в себя. Мешки под глазами исчезают, а кожа перестает быть такой бледной.
Когда выходные приходят к концу, Зейн снова становится тем, кого Лиам так любит, и он счастлив, что их план сработал.
— Спасибо, — говорит Зейн, когда они возвращаются в замок в воскресенье. — Правда, Лиам, мне было это нужно.
— В любое время. Серьезно. Положись на меня, если что-то понадобится, хорошо?
— Хорошо.
Конечно, Зейн снова погружается в работу, как только появляется возможность, но он не испытывает себя. Если Лиам или Гарри узнают, что он провел в библиотеке больше пяти часов, один из них вытаскивает его оттуда. Лиам неожиданно проводит с Гарри куда больше времени, чем думал, и больше не имеет ничего против.
И он, и Луи, и Найл позволили своим стенам исчезнуть, и, скорее всего, поэтому, когда через пару дней на завтраке Гарри протягивает Луи шоколадку, тот ее съедает. И потом, спустя несколько секунд, его глаза затуманиваются, и Гарри начинает хихикать.
— Зейн, — томно выдыхает Луи, и Лиам напрягается. Он любит Луи, правда, очень, но он не желает, чтобы его лучший друг говорил с его парнем таким тоном.
Зейн громко стонет и швыряет что-то в Гарри.
— Серьезно? Обязательно было брать мои волосы?
Лиам моргает, а потом до него доходит.
— Любовное зелье, — шепчет он.
— Ты такой красивый, — влюбленно вздыхает Луи. — Ужасно красивый. И умный. Очень умный. И твои татуировки очень сексуальны. Черт.
Лиам поднимается и берет Луи за руку, а потом поворачивается к Зейну.
— Поможешь?
Малик пожимает плечами и поднимается, но Луи тут же устремляется за ним и обнимает его за шею. Он склоняется к его уху и что-то шепчет, Лиам не слышит, что, но щеки Зейна вспыхивают румянцем. Он отстраняется и изумленно восклицает:
— Черт тебя дери, Луи.
— Прямо тут, — добавляет Томлинсон. — Мне плевать, если кто-нибудь увидит.
Зейн осторожно высвобождается из хватки Луи и смотрит на Гарри.
— Ты урод, ты знаешь об этом?
Гарри пожимает плечами и радостно доедает завтрак.
Довольно просто вывести Луи из Большого Зала. Он следует за Зейном, куда бы тот ни пошел. Лиам очень-очень старается не ревновать, но Зейн — его парень, а Луи — лучший друг, и довольно сложно подавлять в себе этот порыв, когда он видит, каким жадным взглядом Томлинсон рассматривает Зейна.
— Луи, — срывается Лиам, когда тот кладет руку на задницу когтевранца.
— М-м? — Томлинсон хмурится. — Я не могу удержаться, он такой…
— Я чувствую себя ужасно неловко, — комментирует Зейн.
— Я могу заставить тебя чувствовать себя лучше, — говорит Луи и выгибает бровь. — Только избавься от Лиама, и мы…
— Мы не будем избавляться от Лиама, — говорит Зейн, открывая дверь в кабинет зельеварения. Мадам Ловетт внутри, и она недоуменно хмурится, глядя на них. — Любовное зелье, — объясняет Малик учительнице. — Кто-то подлил его, когда мы отвернулись.
— О, бедняжка, — она поднимается с места и идет к ближайшему шкафчику с ингредиентами. — Их давно пора запретить. От любовных зелий никогда не бывает ничего хорошего. Я давно это говорила, но меня никто не слушает.
Лиам обхватывает Луи за талию, удерживая его от попыток потрогать Зейна.
— Пусти, Лиам, — шипит Томлинсон. — Я должен узнать, так ли он хорош на вкус, как выглядит.
— Даже больше, но тебе придется поверить мне на слово.
Зейн, должно быть, слышит это, потому что у него краснеют щеки и даже кончики ушей, пока он говорит с мадам Ловетт. Луи тает в руках Лиама.
— Скажи, что ему нравится. Чем он интересуется. Ты знаешь его лучше всех.
В этот раз Лиам точно убьет Гарри. И он уверен, что Луи с радостью ему поможет.
Мадам Ловетт наливает в кубок противоядие, и Томлинсон выпивает его без колебаний, когда Зейн просит его об этом. Лиам наблюдает за тем, как выражение лица Луи превращается из влюбленного в смущенное и пораженное, а потом его глаза загораются мрачным огнем.
— Я убью его, — заключает Луи. — Зейн, лучше пойди и предупреди своего друга, потому что через десять минут я сделаю себе новое пальто из его кожи.
— Если ты убьешь его, я расскажу Лиаму, что ты прошептал мне в Большом Зале, — говорит Малик, когда они идут обратно в Большой Зал. — И тогда Лиам убьет тебя.
— Ты не можешь винить меня за это, Ли, — мгновенно спохватывается Луи. — Я был…
— Я знаю. И не виню. Но… просто любопытно, что ты сказал?
Луи с Зейном одновременно краснеют и опускают головы.
— У тебя очень бурная фантазия, кстати, — замечает Малик. — Я даже не уверен, можно ли на самом деле сделать то, что ты предложил. Сомневаюсь, что смогу так выгнуться.
Лиам решает, что да, лучше ему не знать.
--
Неделя сдачи ЖАБА для всех становится диким стрессом. Луи превращается в злобную мерзкую сучку, угрожающую изобретательными пытками каждому, кто помешает ей заниматься. Лиам чуточку сходит с ума и остается собой лишь благодаря Зейну, который нервничает все меньше с каждым днем. Лиам не понимает, как, но Зейн абсолютно спокоен. Найл же совершенно не беспокоится по поводу тестов. Он отказывается открыть учебник и что-нибудь повторить. Вместо этого Хоран проводит почти все свое время в Большом Зале, перекусывая и поддразнивая их из-за тщательной подготовки.
— Если будешь сходить с ума, напишешь хуже, — объясняет он. — Просто нужно поверить, что все будет в порядке, и так оно и будет.
Лиам не думает, что это умно, но не собирается отрываться от учебника по зельеварению, чтобы сообщить Найлу об этом.
У Луи случается истерика за день до их первого экзамена. Лиам, Найл и Зейн пытаются его успокоить, но даже у них не очень хорошо получается. Они сидят в Большом Зале, и Луи вдруг начинает плакать. Лиам видел его плачущим три раза за все время, что они знакомы.
— Все… наше… будущее, — всхлипывает Луи. Лиам пытается успокаивающе погладить его по спине, а Найл говорит:
— Все будет в порядке, Луи.
— Нет, — качает головой Томлинсон. Он в ужасе. — Я все провалю, моя жизнь разрушена. Мне незачем больше жить.
Лиам пытается подобрать утешительные слова, потому что, на самом-то деле, они сейчас все в одной лодке, и он должен придумать хоть что-нибудь. Но прежде, чем он успевает хотя бы открыть рот, Гарри садится на соседний с Луи стул.
— Томлинсон, — говорит он, и Луи поднимает на него взгляд, яростно вытирая слезы со щек. — Иди в жопу.
Луи недоуменно хлопает ресницами, а потом повторяет:
— Сам иди в жопу.
— Сделай это за меня.
Луи фыркает.
— Мечтай. Я не прикоснусь к тебе даже за миллион галлеонов.
Лиам наблюдает за перепалкой, хмурясь, потому что Луи внезапно становится самим собой — наглым, лучше-чем-все и острым на язык. У него до сих пор красные глаза, и щеки немного влажные, но он больше не всхлипывает.
— Это так нелепо, — нежно говорит Зейн, склонив голову, чтобы его слышал только Лиам. — Честное слово.
Лиам ухмыляется.
— Думаешь, они в курсе, как сильно влюблены друг в друга?
Зейн качает головой.
— Определенно нет. Это очевидно, хотя я не понимаю, как им удается этого не замечать.
— Серьезно? — вдруг вклинивается Найл. — Вы понимаете, что мы с Луи вели такой же разговор о вас двоих где-то пять месяцев назад?
Зейн улыбается так широко, что его глаза превращаются в узкие щелочки с морщинками в уголках.
— И смотри, что произошло.
— Ты невыносим, — заключает Гарри, вставая из-за стола. — Я подошел, потому что ты выглядел так, будто тебя нужно подбодрить, но все, что ты можешь — это наорать на меня. Пошел ты, Луи.