Лес мы обыскали, их там нет, сказал Эдуард.
Скажи своей напарнице, чтобы ехала в больницу, предложил Рейборн.
Эдуард снова улыбнулся улыбкой Теда и только покачал головой:
Я отвезу Аниту в любое место, куда она позволит себя отвезти, но вряд ли в этот список войдет больница.
Бывает упорство, бывает глупое упрямство, Сказал Рейборн. Но это твоя напарница.
И он пошел прочь очевидно, слишком возмущенный нами и не желая торчать здесь и смотреть, кто поехал в больницу, а кто нет.
Ставрос смотрела на меня, уставив ствол в бледнеющее небо.
Слишком быстрое заживление вызывает боль? Я думала, что если у тебя ликантропия, оно просто заживает, и все.
Бывает, ответила я сдавленным от напряжения голосом, но иногда получается вот так.
А заживление стоит того, чтобы это терпеть?
Ага, кивнула я.
Медики подошли к нам. Мы с Эдуардом проводили Ньюмэна к машине. Эдуард еще поговорил со мной насчет руки и подергивания мышц.
Если бы ты была человеком, то при таких шрамах я бы забеспокоился начет потери подвижности.
Мне такое говорили про левую руку и рубцовую ткань на сгибе. Но пока я регулярно работаю с тяжестями, все в порядке.
Он наступил на бревно не стал перешагивать. Когда много времени проводишь в лесу, вырабатывается привычка так делать на случай змей. Машинально.
Этот новый шрам будет длиннее и больше задевает мышц и сухожилий.
Что ты предлагаешь мне сделать?
Посмотреть, что могут сделать с этим доктора.
Медики со «скорой» говорили, что могут разрезать снова и зашить как надо, чтобы не было шрама.
Если ты это сделаешь, то потом сможешь утолить ardeur, и станет лучше.
Я посмотрела на него недружелюбно.
Мы вышли вслед за носилками на дорогу, и утро вдруг стало светлее деревья больше свет не загораживали.
Не люблю швов, сказала я.
Он улыбнулся:
А кто любит?
Если я сдамся докторам, ты мне этого никогда не забудешь?
Он еще шире улыбнулся и покачал головой:
Лучше так, чем если рука потеряет подвижность, и мы оба из-за этого погибнем. Он перестал улыбаться, глаза стали серьезными. Я тебя за руку подержу.
Этого еще не хватало!
Я посмотрела на него сердито.
Я другим маршалам не предлагаю держаться за руки.
Мы посмотрели друг на друга, и в наших взглядах были все годы, которые мы прикрывали друг другу спину, годы дружбы.
Спасибо, кивнула я.
Он улыбнулся, но глаза остались такими же серьезными.
Всегда пожалуйста, но погоди благодарить, пока перестанешь ругать меня.
С чего я тебя буду ругать? .
Быстрое заживление означает, что все лекарства через твой организм пройдут быстрее, чем в норме, так?
Именно в этот момент у меня в руке случился такой спазм, что я чуть не рухнула на колени. Эдуарду пришлось подхватить меня, иначе бы я упала. Когда ко мне вернулся голос, я ответила:
Ага.
И такой серьезной раны у тебя не было с тех пор, как заразилась ликантропией.
Без лечения противоестественными методами не было.
Я сама слышала в своем голосе придыхание.
И ты не знаешь, подействуют ли на тебя обезболивающие, или как у всех ликантропов слишком быстро выведутся из организма.
Я уставилась на него. Меня уже прошибал пот и на лице появилась бледность. Сильнее мне не побледнеть, не падая в обморок.
Твою мать! сказала я.
Видишь? Я же тебе говорил, что ты будешь ругаться.
Он меня повез во внедорожнике с обожженной кормой. Мы поехали вслед за «скорой» в больницу, где нам предстояло выяснить, действуют ли на меня обезболивающие. Я была почти уверена, что нет.
Мать, и еще раз мать!..
Глава 24
Местную анестезию мне сделали прямо в руку, и доктор Филдс взрезал шрам. Он явно присутствовал на том же семинаре, что и Мэтт со «скорой», и сейчас в первый раз имел возможность проверить теорию на практике. Он совершенно честно сказал:
Не уверен на сто процентов, что шрама не останется совсем, но состояние мышц и сухожилий станет лучше.
То есть мы все это проделаем, и все равно могут остаться какие-то шрамы и ограничения подвижности?
Да.
Наверное, я стала сползать с осмотрового стола, но рядом стоял Эдуард, и он положил мне руку на плечо и только качнул головой.
Черт побери!.. Он заставил меня лечь обратно и держал за руку, как обещал, черт и еще раз черт! Через час рука была взрезана, и местная анестезия при этом действовала. Нельзя сказать, чтобы это было приятно, и уколы были болезненны, а ощущение разъезжающейся под скальпелем кожи вообще противно, но это все еще цветочки, ягодки это когда ее стягивали и накладывали швы. Ощущение всегда жутковатое, даже когда не больно по-настоящему. Мэтт со «скорой» даже спать не пошел, оставшись посмотреть, и множество других врачей и интернов тоже. Никто из них никогда не видел применения теории, и всем хотелось увидеть, хотя они оделись в костюмы полной защиты с лицевыми щитками на случай, если брызнет кровь. Строго говоря, я была заразна, хотя многообразие инфекций свидетельствовало против этого. Но такое медицинское чудо не могло не вызвать у студентов-медиков невероятного интереса.
Мы с Филдсом уже обсудили, что швы должны быть рассасывающимися просто на случай, если организм решит нарастить ткань поверх них.
У вас вот так хорошо заживает? спросил он.
Я видела, что так бывает у других носителей ликантропии. Не хотелось бы рисковать, что придется снова оперировать для удаления швов из-под кожи.
Он с этим согласился.
Уже была наложена половина швов, как начало проходить действие местной анестезии.
Обезболивающее выдыхается, сказала я.
Пришлось бы ждать, пока подействуют новые уколы, а у вас уже заживает, миз Блейк. Может потребоваться новое иссечение раны и швы? или же я могу накладывать швы сейчас с опережением процесса заживления.
Анита, посмотри на меня, сказал Эдуард.
Я повернула голову он стоял напротив доктора, глядя на меня спокойными глазами, и я кивнула.
Делайте.
Я держала Эдуарда за руку, не отводя от него глаз ни на секунду, как не смотрела ни на кого никогда, а доктор Филдс лихорадочно накладывал швы, стараясь опередить процесс заживления. Даже с некормленым несколько дней ardeur'oм мой организм заживлял раны слишком быстро, и медпомощь не успевала. Вот блин!
Эдуард тихо говорил мне что-то, говорил о деле, стараясь навести мои мысли на работу. Какое-то время это помогало, потом анестезия выдохлась окончательно, а швы все еще накладывали. О работе я думать уже не могла. Он стал рассказывать о своей семье, о том, как управляется Донна в своей метафизической лавке, про успехи Питера в школе и в боевых искусствах. Сейчас зарабатывает второй черный пояс. Бекки с ее музыкальным театром. Надо же он все еще возит ее на уроки танцев дважды в неделю. Этот факт мне настолько понравился, что я даже сказала:
Хотела бы я посмотреть, как ты сидишь в зале ожидания со всеми этими мамочками из пригородов.
Он улыбнулся мне улыбкой Теда:
Приезжай в гости посмотришь.
Договорились, ответила я и сосредоточилась на том, чтобы не завопить.
Кричать вполне можно, сказал доктор Филдс.
Эдуард объяснил вместо меня:
Стоит ей один раз крикнуть и она уже не остановится. Лучше не начинать.
Филдс глянул на Эдуарда, задержал на нем взгляд на мгновение и снова помчался зашивать разрез. Ему пришлось мне сказать, что работа закончена вся рука была сплошным комом боли, будто горела или... нет у меня слов для этого ощущения. Охрененно болела рука от верха раны до самого низа и еще в пальцы отдавало. Аж тошнило. И у меня были две задачи: не заорать и не сблевать.