Слушай, заткнись. И без того тошно.
Он посмотрел на меня, пережидая поток машин, чтобы выехать.
С чего бы это? Ну, молодой он, так что?
Ты сам сказал, он был шестнадцатилетний. Я его девственности лишила, Бернардо.
Ты была подчинена воле Темной Мамаши, и Синрик тоже.
И еще примерно четыре тигра-оборотня. Не должен первый раз происходить в наведенной вампиром оргии. Но так вышло.
Не твоя вина, Анита. Я был в Вегасе. Тебе повезло, что осталась живая. И тиграм тоже.
Я пожал плечами и остаток еды сложила в пакет. Желудок сводило узлом, и еда казалась не совсем уместной.
Ну, на этот раз им выжить не удается.
И не твоя вина, что Темная Мамаша пустила вампиров по следам тигров.
Может быть.
Слушай, засунь эти католические комплексы вины подальше куда-нибудь.
В смысле?
В смысле делай то, что надо делать, и старайся получать от этого удовольствие. Как все мы.
Ты же сам стал меня подначивать насчет Синрика.
Я думал, ты меня пошлешь ко всем чертям, как обычно. Не думал, что ты позволяешь себе по этому поводу переживать. Если бы знал, что так, не стал бы поднимать тему.
Что ж, спасибо.
Я отвернулась к окну, глядя на узкие улицы, по которым мы сейчас петляли.
А чего ты так переживаешь?
Ему семнадцать.
Значит, восемнадцать будет в следующем году.
Он еще школьник, Бернардо. Жан-Клод его опекун по закону и обязан был определить его в школу. Он, блин, приходит домой и уроки делает, а потом залезает в кровать за сексом. Мне это чертовски дико.
Он замолчал, пробираясь по все более узким улочкам.
Ты даже не спросила, куда мы едем.
К Эдуарду.
Да, но мы не в полицейский участок едем, и ты даже не спросила почему. Он покосился на меня. Тебе же всегда надо быть в курсе всего, что делается. Почему ты не спрашиваешь?
Я подумала над вопросом и ответила:
Не знаю. Такое ощущение, что это не важно. В смысле, я полагаюсь на тебя, полагаюсь на Эдуарда, даже на Олафа полагаюсь в смысле работы. Я в смысле себя на него не полагаюсь.
И не надо.
О'кей. Мы едем на место нового преступления, или что?
Ты спрашиваешь, но так, будто тебе все равно, будто это совершенно не имеет значения. А для тебя все имеет значение, Анита это одна из твоих и восхищающих, и раздражающих черт.
Он улыбнулся, но я не чувствовала потребности улыбнуться в ответ.
У меня что-то вроде тоски по дому. Надоело мне гоняться за преступниками. Эдуард говорил тебе о своей догадке что Марми Нуар убивает тигров, чтобы выманить меня из Сент-Луиса, подальше от всех моих близких? Последний из ее охранников мне говорил, что я ей нужна живая. Это уже дважды нас спасало. Моя смерть ей не нужна.
Он что-то про это говорил. Она действительно может овладеть твоим телом?
Она думает, что да.
А ты что думаешь?
Думаю, что это возможно.
Меня бы это напугало до чертиков.
Можешь мне поверить, Бернардо, я именно так и напугана.
Это незаметно. Заметно, что ты чем-то отвлечена.
Может, я просто не умею быть испуганной. А может, это отвлечение такое.
Что бы это ни было, а тебе надо включить голову в игру, Анита. Ты нам нужна. Нужна Эдуарду, и уж точно тебе понадобится голова, когда встретишься с Олафом.
Он все еще хочет, чтобы я была его подружкой по серийным убийствам?
Он все еще считает, что ты и есть его подружка по серийным убийствам.
Класс.
Ты не спросила, едем ли мы на место нового преступления.
Я на него взглянула, наконец-то заинтересовавшись:
Они никогда не убивали в одном городе дважды.
Не убивали.
Я мрачно скривилась:
Кончай дурака валять, Бернардо. Скажи, куда мы едем, и к чему такая таинственность.
Эдуард позвонил Жан-Клоду.
Я сама почувствовала, какая у меня стала изумленная физиономия:
Зачем?
Он придумал способ, как тебе получить телохранителей, и думает, что так нам будет проще найти этих гадов.
То, что Эдуард так горячо одобрил совместную работу с охранниками Жан-Клода, было для меня самой высокой оценкой, которую только можно себе представить. Я знала, что они высококлассные профессионалы, но что Эдуард в этом со мной согласен это и приятно, и интересно.
Так что мы едем к ним, сказала я.
Ага, но сперва скажешь «здрасьте» Олафу.
Зачем?
Потому что Олаф считает, будто состоит с тобой в отношениях, и если вы увидитесь до работы и наедине, он может эту иллюзию сохранить. Эдуард опасается того, что может сделать Олаф, если поймет, что ты не будешь его подружкой по серийным убийствам.
Я с этим серийным убийцей наедине видеться не буду.
Мы с Эдуардом там будем.
Он нашел пустое место и профессионально выполнил параллельную парковку плавно, без задержек.
Ты живешь в городе, сказала я.
Он заглушил мотор.
А что? Умею параллельно парковаться?
Я кивнула:
В городе чаще всего другого варианта не бывает. Или ты вырос там, где только так и можно было.
Не надо меня вычислять, Анита.
Извини. Может, я просто поражена твоим умением?
Он задумался на минуту, потом пожал плечами.
Тогда просто скажи: «Высокий класс» или что-то в этом роде. Не строй гипотез.
Я кивнула:
Ладно: высокий класс параллельной парковки. У меня она очень хреново получается.
Сельская девушка?
Почти всю жизнь.
Я тебе почти всю свою биографию рассказал в первый раз, когда мы увиделись. Никогда никому столько не рассказывал, рассчитывал тебя смягчить но тебя никогда ничего не смягчает.
Я тебе процитирую Ракель Уэлч: «Не бывает каменных женщин, бывают ватные мужчины».
Вранье, ответил он.
В нормальном мире это чертовски верно.
Он вдруг улыбнулся ослепительно белой улыбкой на смуглом лице.
С каких это пор хоть кто-то из нас живет в нормальном мире?
Я не могла не засмеяться в ответ, пожала плечами:
Да ни с каких.
Мы выбрались из машины, чтобы я повидалась с Олафом и оставила его в убеждении, что у него есть какой-то шанс еще залезть мне в штаны иногда приходится врать, потому что об альтернативе даже думать страшно. Мы все Эдуард, Бернардо и я очень боялись того, что сделает Олаф, если окончательно потеряет надежду на секс со мной. Наверное, все мы знали, что, если он утратит надежду на мое добровольное согласие, попробует что-нибудь менее добровольное. В это «что-нибудь» включались цепи и пытка. Когда-нибудь мне придется убить Олафа, но дай бог, чтобы не сегодня. Дай бог.
Глава 27
Это был старый викторианский дом, поделенный на квартиры. Та, в которую завел меня Бернардо, была пуста совершенно голые светлые стены, на которых еще держался резкий запах свежей краски. Бернардо вошел первым, закрывая мне обзор широкими плечами. Сперва появился Эдуард, суровый и мрачный, потом они оба отошли в сторону, и я увидела Олафа.
Он стоял у дальней стены, сбоку от эркера, и смотрел на улицу или что-то там высматривал. Под десятифутовым потолком он казался ниже, чем на самом деле, но в нем без пары дюймов семь футов. Самый высокий из всех, кого я лично знаю. Но у него в отличие от большинства высоких людей был некоторый объем. Его трудно было разглядеть за черными джинсами и черной кожаной курткой, но я знала, что под этой одеждой мышцы. Голова, как обычно, голая и гладкая. Так как ему приходилось бриться дважды в день, чтобы быть чисто выбритым, я всегда гадала, бреет ли он голову, но никогда не спрашивала. Когда он смотрел на меня, это переставало быть важным.
Он обернулся, и меня поразили две вещи. Во-первых, на нем была белая футболка, хотя до сих пор я его видела только в черном. Во-вторых, у него были вандейковская бородка и усы. Цвет у них был такой же, как у бровей, выгнутых изящной дугой над глубоко посаженными глазами. Его истинная сущность всегда выглядывала из этих глаз для меня по крайней мере. Я знала, что другие женщины ее не видят, но от меня он никогда глаз не прятал. Когда мы увиделись впервые чтобы я его испугалась, а потом, мне кажется, он был рад, как и Эдуард, что есть кто-то, от кого можно не прятаться. Я знала, кто он такой, но не удирала с воплями ужаса. Может быть, единственная женщина, которая знает о нем правду и при этом как-то поддерживает «нормальные» отношения. Возможно, отчасти это его ко мне и привлекает то, что я знаю.