Милая мама! Порой я не рад тому, что родился на свет. Ну, какая радость жить вдали от родины и от тебя?..
Иногда, повторяя как молитву слова нашего царя — лжеца, я находил усладу на поле брани и досыта поил свой меч кровью, умножая свои грехи. И за грехи свои — наказан. Теперь до конца жизни своей останусь увечным. И все потому, что на какое-то время я позабыл о тебе. А забывший собственную мать разве может думать о муках и страданиях чужих матерей?..
Прости, мама, и не печалься. Мне бы только добраться до дома и увидеть тебя. Я еще в состоянии держать соху, пахать и сеять. Если меня все еще ждет моя невеста, то мы бы поженились. А нет — я полюбил бы другую девушку. И в наш дом, быть может, снова вернулась бы радость… Как только представится возможность, отправлюсь домой хотя бы пешком.
Сейчас мы строим Эсхат — Александрию на берегу дикого Яксарта. И все ущербные вроде меня по приказу царя объявлены поселенцами этого города. А мне хочется домой. Ибо я не сын Бога, а простой смертный, и ни к чему мне слава завоевателя. Сколько страданий мы после себя оставили, сколько развалин на месте прекрасных городов и селений, где остались теперь лишь змеи и совы…
Городу, что мы строим на берегу Яксарта, царь дал собственное имя, чтобы оно осталось в веках. Неужели ему, сыну Зевса, все равно, как люди будут произносить его имя в будущем — с благоговением или проклятьем?..
Проклятье каждому, кто увековечит собственное имя, проливая кровь!
На этом кончаю. Молю Бога, чтобы он послал мне образ твой хотя бы во сне. Но не внемлет Всевышний моим мольбам: видно, слишком прогневал я его и мало каялся. Мне снятся лишь кошмары. Нередко даже наяву меня посещают духи давным-давно умерших предков и корят за то зло, какое я творил, и никуда от них не спрятаться.
Если же не судьба нам свидеться и я умру от тебя вдали в печали и скорби, забытый всеми, кроме тебя, то прости меня, мама, и прокляни вместе со мной того, кто разлучил нас и обагрил руки сына твоего кровью.
Прощай.
Клеомен.
Эсхат — Александрия».
Тому порукою — любовь…
По Согдиане прокатилась весть о том, что Намич, правитель Мараканды, брошен в зиндан. За то, что укрыл от Искандара Великого свои сокровища. Государственную казну сдал, а собственные богатства утаил. И нашлись из его близкого окружения те, кто об этом донес царю. А царь не терпел, когда от него что-либо скрывали. Тотчас от него последовал приказ: Намича — в подземелье, а имущество его поделить между достойными. Наидостойнейшим был сам царь, достойными — его друзья, начальники царской гвардии, отличавшиеся в боях и окруженные ореолом арете[91], и, конечно же, тот из благородных подданных, кто дал знать царю о непозволительной дерзости правителя Мараканды.
С той минуты, как Шердор узнал об этом, он потерял покой. Первое, что подумал: «Что с Тораной?..» Искандар уже не с одним из правителей обходился таким образом и в Бактрии, и в Мидии, и в Арии. Имущество опальных попадало в его казну, а жена и дети продавались в рабство. Приглянувшиеся же дочери становились наложницами тамошних автократоров[92].
Справившись с волнением и немного успокоясь, Шердор сразу же поспешил к Спитамену. До восхода еще оставалось время, но уже рассвело, и в лагере, скрытом от посторонних глаз высокими барханами, царило оживление. Водоносы таскали воду, ошпазы,[93] ломая о колено хворост, разводили под котлами огонь. Предводителя Шердор застал у коновязи, счищающим скребком с боков и брюха коня приставший репей. Ухаживать за ним Спитамен предпочитал сам; сам и чистил, и купал, расчесывал гриву, хвост и задавал корм.
Как Шердор ни старался казаться спокойным, Спитамен заметил, что он чем-то взволнован. Но расспрашивать не стал. Шердор попросил Спитамена послать его в Мараканду. Он проникнет в город под видом дервиша, узнает о настроении горожан и планах македонян.
— И ничто более тебя не интересует? — спросил Спитамен, скормив Карасачу кусочек хлеба.
Шердор опустил голову. Ему не хотелось говорить о главной причине, что понуждала его, позабыв об опасности, броситься прямо в пасть дракона.
— Знаю, ты обеспокоен судьбой Тораны, не так ли? — продолжал Спитамен, расчесывая пальцами челку коня.
Шердор кивнул.
— Ее ожидала судьба других девушек, отцы которых подверглись наказанию, — проговорил Спитамен, взяв Шердора под руку и направляясь с ним к шатру. — Но ее спасла Равшанак, супруга самого царя… — Шердор вскинул на него радостный взгляд, но Спитамен крепче сжал ему локоть и насупил брови: — Радоваться пока что рано. Равшанак лишь сумела помочь ей покинуть дворец и выбраться из цитадели. О дальнейшей судьбе Тораны ничего не известно…
91
Арете (букв. доблесть, добродетель) — в понимании Аристотеля и Александра, присущее героям чувство долга, более важное для них, чем знатность происхождения или богатство.
92
Автократор — правитель, обладающий неограниченной властью, наделенный чрезвычайными полномочиями.