— Про меня ты ему сказал?
— Вас тогда еще не было.
— И теперь Томас предлагает тебе спасение, да? — спрашиваю я, опираясь на скудный запас словесного лома.
Проводник молчит.
— И ты ему веришь?
— Я давно перестал им верить, — говорит он, медленно поднимая голову. — Но мне ничего другого не остается...
— Другое ты проиграл — много лет назад... Если бы ты еще тогда, собравшись с духом, пришел к нам да сознался во всем... Но что теперь об этом толковать. Лучше скажи, как ты себе представляешь будущее.
— Как мне его представлять? — уныло бормочет человек.
— Я хочу сказать: если бы я не вмешался. Ты окажешься по ту сторону, через месяц-два к тебе перебросят и твою семью, и ты заживешь новой жизнью... Так, что ли?
— Хм...
— А тебе не пришла в голову такая мысль: на фига им спасать тебя и твою семью, когда ты им больше не нужен?
— Чтобы я находился при них... Чтобы не пошел в наше посольство и не рассказал про их делишки.
— Тебе кажется, что ты все еще представляешь для них определенную опасность? Верно. Только эту опасность они могут устранить и намерены это сделать, не держа тебя при себе, а избавившись от тебя. Это дешевле, выгоднее и, что самое главное, проще. Такие у них методы.
Проводник молчит, мысленно взвешивая мои слова.
— Должно быть, они так и рассчитывали сделать, — тихо говорит он. Потом добавляет: — Но теперь уже все равно... Если бы даже я очутился там и меня бы оставили в покое, грош всему цена... Без жены и детей мне ничего не надо...
— Ну, причитать пока рано, — говорю. — Ты однажды уже пошел на преступление, вообразив, что делаешь это из любви к своим близким. Теперь настало время действительно сделать что-нибудь ради них и ради самого себя.
Человек снова медленно поднимает голову, и в его глазах появляется какой-то смутный проблеск жизни.
— Речь не о том, чтобы одним махом на всем поставить крест, — спешу я предупредить его. — Так или иначе, ты понесешь наказание, потому что в нашей стране существуют законы. Однако степень наказания может быть разной, и зависит она от твоего дальнейшего поведения.
— Скажите, что я должен делать? — спрашивает проводник.
— Тебе следует продолжать путь до Стамбула.
— Как же это?
— А так — будто ничего не случилось.
— Может, мне уже не стоит возвращаться... — испытующе смотрит на меня этот человек.
— Дело твое.
— А если они помешают мне вернуться?
— Мы поможем.
— А если попытаются меня ликвидировать?
— Есть такой риск. Но ты уже предупрежден и должен быть более осмотрительным. К тому же речь идет только об одних сутках, после чего ты возвращаешься обратно. А главное, делай вид, что ничего не случилось и что ты не склонен отказываться от своих намерений.
Проводник снова погружается в размышления. Потом вдруг решает:
— Хорошо. Я готов.
— В таком случае, — говорю, — давай выкурим еще по одной и подробнее обсудим, как действовать.
Вокзал в Стамбуле. Ничего особенного, кроме шума, сутолоки да адского зноя, в чем тоже нет ничего особенного. Из дверей вагонов второго класса с криками посыпали суматошные пассажиры — одних вытаскивают, других вышибают. Вышибать трудно, потому что у каждого пассажира по восемь-десять чемоданов. Самые нетерпеливые передают свои вещички через окна в руки рвущихся в бой встречающих. Приезжающие — большей частью рабочие, возвращающиеся с заработков из Швейцарии, ФРГ или Дании.
В иные времена люди шли в отхожие промыслы, гордые своим мастерством, любимыми ремеслами. Нынче же самое главное — иметь крепкие руки, чтобы выполнять работу, для изнеженных европейцев слишком грубую, — копать лопатой землю да перетаскивать тяжести. А если проработал несколько лет, ведя счет каждому медяку, можешь скопить достаточно средств, чтобы набить картонные чемоданы низкопробными, уцененными товарами и триумфально вернуться на родину.
Стоя в коридоре у окна вагона, я наблюдаю за тем, как поезд освобождается от победителей и трофеев, и нетерпеливо жду, когда в толпе появится мой человек. Несколькими окнами дальше Томас с секретаршей тоже ждут встречающих. Я делаю вид, что не замечаю его, да и он, похоже, не обращает на меня никакого внимания.
Томасу больше повезло. К вагону пробивается высокий мужчина в темно-синей шоферской фуражке и принимает из рук дипломата два маленьких чемоданчика. Минутой позже появляется и мой человек, и мы сквозь жару, скопище людей и горы чемоданов плывем к месту стоянки нашего «мерседеса».