Да что ты меня всё Михайлович, да Михайлович? Я же просил без званий! Я и старше тебя всего-то на пять лет, а талантом сочтёмся после, лет эдак через пятьдесят! Я, как увидел тебя на плацдарме,— думаю: надо попытаться что-то сделать, чтобы он остался жив, чтоб его не убили… Ха-ха-ха, можно подумать, что в нашем положении можно этого избежать!.. А это что за горючка?» Водка кончилась, и я уже по второму разу разливал серёгинскую флягу. Объяснил Симонову, чей спирт пьём… Посетовал, что не смог всерьёз поговорить с таким боевым офицером, как Серёгин. Кстати и рассказал о задании главного редактора написать статью-репортаж об «идеальном» офицере, рыцаре без страха и упрёка. При этом я неудачно и даже пошло скаламбурил: «Этот чудо-офицер офицерам всем пример!» Мне стало неудобно, я покраснел. Но Симонов вдруг посерьёзнел и сказал: «А знаешь, мне рассказывали про такого. Я даже всерьёз думал с ним поближе познакомиться… Думал, может, для будущей книги готовый герой. Есть у меня серьёзная тема, когда уж до неё доберусь? Но доберусь! Может, и смешно, но представляешь — я ещё толком не знаю, что будет в этой книге о войне, а название уже знаю: «ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ». Так будет называться эта книга, если, конечно, меня раньше не убьют… Но не получилось с ним познакомиться: то он на задании, то бои, а тут и я заболел. Теперь вот надо в Москву отчаливать. Отдаю его тебе! Зовут его Олег Стрижевский, старший лейтенант по званию, командир отдельной разведроты этого вот танкового корпуса. О нём подробнее может рассказать майор Моргунов, начальник оперативного отдела корпуса и хозяин этого блиндажа. Я даже попрошу его об этом. И попрошу познакомить тебя со Стрижевским, ибо в моём понимании Стрижевский — это тот человек, которого ты ищешь, о котором надо написать обязательно. Но уговор, если твой очерк получит обещанную премию — пропьём вместе!»
Послышался шум, хлопнула дверь, в блиндаж по-хозяйски вошёл офицер. Майор Моргунов, сразу понял я. «Здравствуйте, товарищи офицеры! — зычно и весело сказал он.— Надо думать, это Ваша смена, Константин Михайлович?» И, обращаясь уже ко мне, коротко представился: «Моргунов». Я так же коротко: «Климов». Майор был в хорошем настроении, сказал, что на днях станет подполковником, шутливо прошёлся по вечно пьющим журналистам и тут же допил с нами остатки спирта. Обращаясь к Симонову, сказал: «Завтра доставим Вас на аэродром к Петренко. Улетите с офицером связи. А что, Ваш сменщик действительно капитан, или его понизили в звании для маскировки? Я уже привык, что из центральных газет приезжают корреспонденты не ниже подполковника». Видимо, предстоящее повышение приятно будоражило майора и ему хотелось продолжить тему воинских званий. «Климов — действительно капитан. Причём, в отличие от меня, он кадровый офицер, выпускник Лепельского пехотного училища, весь сорок второй год на фронте командиром взвода. А в газету его взяли только в сорок третьем. Он же у нас ушёл на войну с выпускного курса литинститута,— с явной гордостью объяснил Симонов.— А то, что нашим писателям полковничьи погоны надели, так это, по-моему, нонсенс». Было видно, что Симонов действительно с некоторым удивлением воспринимал факт присвоения старших офицерских званий писателям — людям сугубо штатским. «Получается,— продолжал он,— что человеку, не имеющему офицерского звания, можно при аттестации сразу дать полковника, но если тебе уже было присвоено младшее офицерское звание, то всё… Должен шагать по всем положенным ступенькам… Кстати, слушайте свежий анекдот на эту тему. Вечерком у костра собрались писатели — военные корреспонденты. Выпивают, беседуют о литературе. К ним подходит неизвестный военный, говорит, что тоже писатель, и просится в компанию. Его приглашают и начинают знакомиться: „Полковник Шолохов“.— „Полковник Федин“.— „Полковник Фадеев“.— „Подполковник Симонов… А вы кто?“ — „А я — поручик Лермонтов“, скромно ответил незнакомец».
Мы дружно смеялись, и Симонов — больше всех!
Но тут Моргунов вернулся к серьёзной стороне вопроса: «Не в обиду Вам и Вашим коллегам-писателям скажу, что с моей точки зрения надо бы ограничить присвоение офицерских званий людям, не имеющим военного образования или хотя бы практики. Конечно, военного корреспондента надо как-то аттестовать. И тут, по-моему, больше подходила недавно отменённая система, когда политический состав армии имел свои отдельные звания. Но надо отметить, что сейчас, после стольких лет войны, наконец-то стали уделять серьёзнейшее внимание к повышению качества офицерского состава. Возрождаются лучшие традиции русского офицерства, даже форма с погонами в традициях старой русской армии. А вы знаете, что создаётся так называемый „золотой фонд“ армии? Это как раз к вопросу повышения качественного уровня офицеров. Не слышали? Расскажу: при Генштабе созданы курсы, на которые отбирают молодых, наиболее образованных, имеющих боевой опыт младших офицеров. Им там читают академические дисциплины (правда, по сокращённой программе). Но основная изюмина обучения в том, что их через каждые два-три месяца посылают на фронт в качестве стажёров на различные командные должности. Понимаете? Причём должности такого офицера последовательно повышаются. Первый раз он стажёр на должности командира батальона, то есть прикреплён к действующему командиру и фактически выполняет роль его помощника. Но если, не дай бог, командир выбывает из строя, стажёр обязан временно его заменить (до прибытия нового командира). Через пару месяцев стажёра возвращают с фронта, он пишет отчёт и что-то вроде курсовой работы по заданной теме (батальон при форсировании водного рубежа и т. п.) Следующие ступени — различные должности на уровне полка, дивизии и даже корпуса! Так за год-полтора какой-нибудь старший лейтенант набирается знаний и некоторого опыта командира весьма высокого уровня. Вот эти-то ребята, по замыслу Верховного, и должны составить золотой фонд нашей армии, обеспечить её качественный скачок, обеспечить её превосходство над всеми армиями мира! Недавно у нас откомандировали одного лейтенанта на эти курсы. Правда, лично я рекомендовал нашего Стрижевского, но моё начальство не хотело его отпускать, да и не прошёл он по анкетным данным. Собственно, этого следовало ожидать. Мы капитанское звание ему уже полгода не можем пробить, наградные представления на него заворачивают регулярно… Он уже один раз был старшим лейтенантом, потом у него одну звёздочку сняли, за то, что прилюдно одну начальственную сволочь мерзавцем назвал. И к тому же зуб на него у органов. Мне наш особист нашептал, что у Стрижа с родителями не всё в порядке, и в личном деле специальная отметка есть, что-то вроде „держать и не пущать!“»