В июле с сестрой и мамой я уезжаю на море. Месяц в Крыму с сестрой, которая понимает меня с полуслова — месяц отдохновения. Мы читаем вслух друг другу Цветаеву, Булгакова и найденный в Сережиной библиотеке роман Олдингтона «Все люди — враги», изданный до войны. Эта история приводит нас в восторг, мы перечитываем понравившиеся места и без конца обсуждаем щемящую любовную историю. О моей любовной истории сестра деликатно молчит, а мне тоже не хочется обсуждать подробности, я просто люблю Сергея и все. О том же, что тогда произошло у нас с Колей, мы никогда не заводили разговор, хотя она и догадывалась, что я все-таки добилась своего. Я чувствовала, что она меня осуждает: она всегда любила Колю и была на его стороне, подозревая, что для меня это всего лишь каприз.
Свадьбу я плохо запомнила. Помню только бестолковую церемонию во Дворце, когда мы перепутали кольца: Сережа одел мне большое, и я потом безуспешно пыталась одеть ему свое маленькое колечко. После этого меня разбирал смех все время речей и поздравлений до завершающего поцелуя. Помню еще, как позднее Толя жаловался моему мужу, что не успел меня перехватить, хоть и был влюблен еще со школы. От Коли с букетом белых лилий я получила отличную репродукцию Ван Донгена с подписью «Бетси».
Наша супружеская жизнь никак не меняет наш образ жизни, а образ жизни у нас слегка разный. Сережа занимается с утра и до позднего вечера, на кафедре и дома, я же могу себе позволить часа два-три уделять семье и развлечениям, но моя семья в это время в отсутствии, даже если и дома. Хозяйством мне не позволяют заниматься, Елена бурно протестует против варварского разбазаривания времени. Раз в неделю приходят из «Невских зорь» и убирают квартиру, постельное белье и рубашки сдаются в прачечную, обслуживают все себя сами вплоть до стирки носок. Обедаем мы все в столовой в университете. Я удивлена, но мне-то что! На завтрак и ужин я пытаюсь все-таки что-нибудь приготовить, но это не ценится. Вернее, мне говорится масса комплиментов, но все они сводятся к тому, что я пожертвовала своим бесценным временем и т. д. и т. п…
Но в первый же день после свадьбы я получаю урок. Утром, выйдя из ванной, я в халатике сажусь за стол и вдруг замечаю, что все одеты безукоризненно. Я извиняюсь и вскакиваю бежать одеваться, меня конечно удерживают, уверяя, что ничего не случилось, но больше я себе такого не позволяю. К ужину все переодеваются, мужчины в пиджаках. Вскоре я уже не представляю, что можно перехватить кусочек на кухне. Этот кусочек надо положить на тарелку, отнести в столовую, сервировать старинным столовым прибором и льняной салфеткой и съесть.
Второй урок я получаю от любимого мужа. Когда я, позавтракав и поработав над переводом, собираюсь к третьей лекции, подкрашивая ресницы у зеркала, Сергей подходит ко мне, обнимает сзади и, глядя на меня в зеркало, спрашивает:
— Лиза, почему ты думаешь, что твоим однокурсникам важнее видеть тебя хорошо причесанной и накрашенной, чем твоему мужу? В Японии есть даже закон, по которому муж может развестись с женой, если она некрасиво спит. То, что он днем видит ее безукоризненной — само собой.
Я поворачиваюсь к нему и чмокаю в нос.
— Хорошо, дорогой, я не дам тебе повода к разводу!
Теперь я встаю на 15 минут раньше и успеваю привести себя в порядок.
С развлечениями в этой семье сложнее. После ужина мы какое-то время сидим в столовой, беседуя, и это великолепно. Я очень люблю такие беседы. Иван Семенович прекрасный рассказчик и ему есть что рассказать. Елена, остроумная и очень доброжелательная, заводит со мной легкие пикировки о современной молодежи и всегда интересуется моими успехами. Она одна может увлеченно обсуждать со мной французскую и итальянскую литературу. Сережу это совершенно не интересует. Несколько раз я пытаюсь вытащить мужа в театр или филармонию, но он наотрез отказывается так бездарно тратить время.