Кроме. кадров постоянной армии, У нас была еще бригада Нагиева{207}. Нагиев, грузин по происхождению, еще при Раде, до большевиков, взялся за формирование отдельной части, которая принимала участие в январских киевских боях, На нее обратила внимание Центральная Рада, и тогдашнее министерство дало Нагиеву возможность усилиться. Направили Натнева, кажется, сначала для приведения в порядок Екатеринослапской губернии, а затем в Таврическую. Нагиев военный человек, ц, я думаю, — хороший, во всяком случае, я знаю, что бригада его дралась недурно. У него был набран, за малым исключением, всякий сброд. Мне говорили, что в национальном отношении это было какое-то смешение языков, но, благодаря появлению там нескольких украинских самостийников, бригада со временем все же приняла некоторый украинский облик. Пока эта бригада была в бою, как я говорил выше, она приносила пользу. Рада платила очень большие деньги, чуть ли не триста рублей солдату, что по тогдашним временам было заманчиво.
Когда же пришли немцы и большевики окончательно скрылись, в бригаде начались, как это всегда бывает с такими частями, набранными с бору да с сосенки и стоящими без боевого дела, скандалы и разложение. Я часто получал предупреждения, что у Нагиева творится что-то неладное, что там подготовляется бунт и восстание против меня, но при посылке туда для расследования всегда все ограничивалось сравнительно несерьезными поступками. Немцы мне предлагали расформировать эти части из-за их неблагонадежности, я же этого не хотел, во-первых, потому, что как-никак, а это единственные части, которые у меня существовали, которые уже на деле доказали свою пригодность; во-вторых, уж почему — я не знаю, По факт тот, что у Нагиева было громадное количество всякого имущества и оружия, которое, в случае расформирования этих частей, могло быть конфисковано немцами.
Ввиду этого, я решил постараться очистить эту бригаду от элементов преступных. Так как Нагиев был хотя и хорошим военным, но человеком слабым в той новой сравнительно мирной обстановке,'в которую ему с бригадой пришлось попасть, я назначил взамен его некоего генерала Бочковского, прекрасного. начальника дивизии. Я его знал еще во время войны, когда я временно командовал 8-м корпусом Деникина.
Бочковский стоял во главе, тоже временно, 14-ой дивизии, и мне он тогда очень понравился как решительный, твердый и знающий свое дело человек. Кроме этой бригады, было еще около 160000 всяких войск, сформированных при Центральной Раде. Все это были наемные солдаты, большинство из которых никак нельзя было разоружить; несмотря на наше желание, так как почти все они несли караульную службу при учреждениях и складах.
Еще Флейшман заявил мне, что Австрия организует части из украинцев-военнопленных. Он показывал мне мундирную их одежду и очень носился с этими формированиями. Я по опыту знал, что из военнопленных, пробывших в большинстве несколько лет в плену, особого толка не выйдет. Немцы весною тоже привели дивизию «Сынежупанников». Все с этой дивизией носились, находили ее вышколенной, потом же пришлось ее спешно расформировать. Это были люди, которым совершенно не хотелось драться против большевиков{208}. Я думаю, что то же самое произошло с дивизией, сформированной австрийцами [«Сирожупанпиками»]. Кроме того, я совершенно не был убежден в том, что она воспитывалась в желательном мне духе. В июле я видел один сводный полк. Люди были, как я и ожидал, негодны. Офицерский же состав мне поиравнлея. Смотр был очень торжественный. Офицерство было потом приглашено ко мне на завтрак, я долго с ними говорил. К сожалению, я не видел остальных полков, между прочим, некоторые из них уже во время восстания тоже стали на сторону Директории, хотя об этом я еще не имею окончательных данных{209}.