Вот и все военные силы, с которыми мне пришлось иметь дело после провозглашения Гетманства.
Я уже неоднократно говорил, что немцы вначале не хотели допускать украинской армии. Это всегда говорилось в очень любезной форме, по ясно было, что тут играют роль какие-то причины, которые мне не были известны. Конечно, тут была боязнь, как бы я, сформировав при их помощи армию, не пошел бы против их самих. Это было бы даже при желании мудрено, имея более 400 тысяч человек немцев и австрийцев на своей территории, но во всяком случае, я думаю, что немаловажную роль в этом отношении сыграл некий полковник, Freilicrr von Slolzenberg, о котором я тоже как-то упоминал. Этот господин вел какую-то особую политику, не столько немецкую, сколько австрийскую, в то время очень ясно вырисовывавшуюся. В общем, это была политика крайнего украинства, галицийского направления. Немцы. же в этом отношении смотрели на дело несравненно разумнее.
И вот я узнал, что в то время, когда я уже был гетманом, у Штольценберга были усиленные переговоры с Голубовичем и со всеми наиболее видными деятелями Центральной Рады. Хотя я знал Штольценберга, но совсем не понимал его действий я решил взять быка за рога и поехал к нему. Как мне говорили потом немцы, это ему очень польстило. В разговоре с ним я увидел, что он действительно стоит за то, чтобы все министры у меня были исключительно украинцы известного шовинистического толка. Он выражал полное сочувствие некоторым из деятелей, от которых мы только что освободились, и, когда я заговорил с ним об армии, он как-то так настойчиво указывал мне, что армии мне не нужно, что я тогда же подумал: не он ли является виновником того, что мне не дают права на формирование желательных мне 8 корпусов. Я тогда же решил, что нужно от него как-нибудь освободиться, и при первом же удобном случае намекнул об этом генералу Греннеру. Штольценбгерга тогда убрали, по он перед отьездом был у меня и сказал мне, что теперь он мою политику понимает и разделяет в главных вопросах мое мнение. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Я думаю, что тут не обходилось без давления того же хитрого Флейшмана, который несомненно имел большое влияние на Штольцепберга. Когда Штольценберга уволили, у меня с немцами установились вполне приличные отношения, которые в общем выражались в том, что я шел навстречу их желаниям, когда это не наносило нам серьезного ущерба или могло быть истолковано впоследствии выходом моим из того состояния полного нейтралитета, в котором мы находились.
Генерал Греннер свою известность, насколько я знаю, приобрел главным образом во время своего военного управления железными дорогами в Германии во время войны. Лично у нас установились хорошие отношения. Я никогда не видел в нем желания что-нибудь урвать, что, к сожалению, широко практиковалось его подчиненными, которые каждый шаг, каждую бумагу истолковывали в пользу Германии, а когда это все не выходило, то не гнушались указывать на то, что сила может дать и право. Этого в Греннере совершенно не было. Поэтому я ему указывал го всех чрезвычайных случаях на то, что так нельзя, и он принимал у себя меры к прекращению этих безобразий. В вопросах политическом и национальном он разделял мое мнение, что создать государство с теми наличными силами украинцев, которые были у нас, совершенно невозможно. Он прекрасно разбирался во всех подвохах австрийцев и парировал немедленно их удары. Вообще, если бы не было Греннера, особенно в первое время, мне было бы значительно труднее. Я видел, что я имею дело хотя и с начальником штаба армии, которая, конечно, не пришла сюда ради наших прекрасных глаз, но во всяком случае с человеком вполне приличным, благожелательным, широких политических взглядов, безусловно честным настолько, что не стеснялся при мне неоднократно критиковать немецкую политику за их заигрывание с большевиками, и когда я ему говорил, что это унизительно для такой страны как Германия, что это не доведет и Германию до добра, он. совершенно откровенно высказывался в том же духе, указывая, что он неоднократно писал об этом в Берлин. При этом он говорил: «Что с ними поделаешь? Они там не видят». Вообще, высшее немецкое командование на Украине в мае. месяце 1918 г. состояло из блестящих людей. И Эйхгорн, и Греннер эти два выдающихся немецких военноначальника и разумных политика.