— К этому не привыкнуть. Остаётся терпеть.
Вадим сцепил пальцы рук и поджал пальцы ног. Наверное, следовало что-то спросить, раз Новицкий заговорил. Вот только вопросы на ум не шли.
Новицкий дёрнул головой — то ли кивнул, то ли качнулся на ухабе.
— Начинаешь постигать, — сказал он. Голос звучал сдавленно и невнятно из-за одежды, которой патологоанатомы нашпиговали Новицкого. Вадим буквально видел их, склонившихся над распахнутой, как сундук, грудной клеткой, перекидывающихся шуточками. Это была новая степень понимания, неожиданная — но не шокирующая. — Мир просачивается в тебя. Ты просачиваешься в мир. Замечаешь?
Окружающее продолжало вибрировать перед глазами Вадима, расфокус не исчез, но воспринималось это теперь и вправду иначе. Нормальнее. Потолочные светильники горели вполнакала, от пульсации ламп ломило в затылке, однако зрение приобрело новые возможности. Темнота за спиной — Вадим инстинктивно оглянулся, чтобы убедиться — больше не казалась непроницаемой. Она отодвинулась. В силуэтах пассажиров проступали черты. Слишком чуждые, чтобы на них задерживаться — и Вадим отвернулся. Стал смотреть на девчонку в соседнем ряду. Тощая, одетая не по погоде в худи и короткие шорты. На спичечных ногах — огромные, как чугунные утюги, армейские ботинки. Из-под натянутого капюшона свисала сальная чёлка. В голове Вадима снова закрутилась, непрошенная, строчка старой сплиновской песни: «Он спрятал глаза, надел капюшон, нажал на Play». Девчонка водила бледным, до полупрозрачности, пальцем с обкусанным ногтем по чёрному, как обсидиан, экрану выключенного планшета. Что ж, почти нормальная девчонка, если сравнивать её с пассажирами сзади.
— В общественном транспорте ездят сплошь уроды, — подхватил его мысли Новицкий и внезапно огорошил: — Знаешь, почему от тебя ушла жена?
Чувство, похожее на панику, наконец коснулось сердца Вадима. Пока лишь легонько, словно падение пера. Жар и холод под новокаином. Вадим сжался.
— Ей нравятся женщины, — продолжил Новицкий. — Она пыталась это заглушить. Болезнь. Изъян. Вывих сознания — так она считала. Так ей внушили родители. Они не знали её маленький секрет. Но догадывались.
Вот теперь ужас прорезался.
— Хватит, — взмолился Вадим.
— Грязный маленький секрет, — повторил собеседник упоённо. Челюсть Новицкого ходила вниз и вверх, превращая того в огромную куклу чревовещателя. — Она надеялась, что всё изменится, стоит ей переспать с мужчиной. Таким мужчиной стал её инструктор по фитнесу.
— Мне всё равно, — прошептал Вадим. Промозглая сырость внутри автобуса, казалось, обернулась трескучим морозом.
— Он трахнул её в раздевалке после занятий, — продолжал Новицкий. — Не помогло. Ей стало мерзко. Она пыталась смыть скверну случки, тёрла и тёрла себя мочалкой под душем, а после напилась. И не придумала ничего лучше, чем повторить опыт. На этот раз — основательно. Втемяшила себе, что если у неё будут серьёзные отношения и дети, изъян рассосётся. Как сода в кипятке. Она выбрала тебя. Знаешь, почему?
Вадим исступлённо замотал головой — не знал он и не желал знать. Зубы клацали, как усеявшие пляж осколки ракушек под чьими-то безжалостными ногами.
— Ты казался ей мягким. Мягкость ведь женская черта. Проще говоря, она не видела в тебе мужчину. Думала, так легче будет свыкнуться с отношениями. Как ты уже понял, она опять облажалась.
— Враньё, — выдохнул Вадим. Бронхи свело спазмом и дышать стало нечем.
Пещерный, истеричный звук — прыснула девчонка в худи. Из-под её капюшона вывалилось насекомое, розовое и шишковатое, размером с кулачок младенца. Липко шмякнулось на планшет и поползло по стеклу. Оно походило на обтянутого прозрачной кожицей клеща. Взгляд Вадима тревожно заметался по салону, отскакивая от стен «четвёрки», как теннисный мячик.
— Здесь не врут, — сказал Новицкий. — Она старалась полюбить тебя. Или хотя бы привыкнуть.
Он слегка придвинулся к Вадиму. Запах крови и земли усилился. Казалось, Вадим мог впитывать его кожей.
— Ей по-прежнему нравятся женщины. Знай это суд — ни за что не отдал бы ей дочь. Представляешь, как она её воспитает?
— Хорошим человеком, — сорвалось с омертвелых губ Вадима. На зубах хрустнуло, словно песок, принесённый ветром пустыни. — Человеком, которого я продолжу любить.
Чавкающий шлепок. Клещ, свалившись с планшета, тухлой виноградиной хряпнулся об пол. Пополз по проходу, волоча за собой нитяные кишки. За ним потянулась полоска слизи — предостерегающее послание на незнакомом языке всякому, кто сумеет прочесть.