Но ОН не узнает, никогда, потому что они уже никогда больше… Рыба и Козерог… Он, ее Единорог… И то, что они (Эма знала, знала, знала) уже никогда не будут вместе и ей, Эме, никогда больше не придется, отправляясь к нему, скрываться от мамани (главное, от нее) и от father’a, ее постоянного преследователя, всегда и все знающего и понимающего, ни от своих приятелей, которые как будто еще не оправились от потрясения (иначе не назовешь) — что Эма с другими, — вызвало у нее неожиданное, не совсем попятное даже ей самой, злое и нестерпимое желание расхохотаться.
— Ха-а!.. — затрясло ее в самом деле. — Тарабан за рулем! Мой страдалец Тарабаша!.. Вот это новость!.. Ха-а…
— В Техасе проходили…
— То есть в техникуме, Чарли?
— Техас есть Техас!
— А ведь ты не разбираешь, где право, где лево.
— Эмка… ты у меня сегодня… допры…
— Умеешь, правда умеешь, Чарли, это я тебе без юмора… Сегодня у меня его и нет, юмора… Ты… настоящий наш Дин Мориарти!..
— А, завелась! Хватит с нас Брундзы и Гирдаускаса[55]! — блеснула эрудицией Дайва; «Вечерку» порой читала и она. — Будемте патриотами.
— Нет, нет! Дин!.. Самый настоящий! Неповторимый!.. Скажешь, нет? Мой несчастный, бедный Тарабашечка!..
Вот это было сказано зря; и нечего было класть руку ему на колено, почти упирающееся в руль; Эма сразу пожалела о своей досадной ошибке.
— Э-эх-ма!.. — взвыл Чарли, распираемый бурным самодовольством, которое так и клокотало, бурлило в нем, как вода в котле; глаза блестели, как смазанные маслом, — чем-то он и впрямь смахивал на того лихача из романа Керуака. И так газанул, что чуть не налетел на автофургон, который примостился у самого тротуара недалеко от старой электростанции; везло ему, этому Чарли. Пулей юркнул он между фургоном и грузовиком, который, как нарочно, усиленно сияя фарами, катил впереди да еще волок за собой радостно мотавшийся из стороны в сторону пустой прицеп; Эма ойкнула и закрыла глаза ладонями.
— А это что за чертовы петли?.. — подал голос молчавший все это время Тедди — он забился в уголок у самого окна и даже налез на окно, хотя машина, Эма чувствовала, была просторная и удобная («Волга»?); рядом покряхтывала и постанывала Дайва. Эма старалась ни на миг не выпускать из вида Виргу с Танкистом, этим быдловатым типом из Киртимай, который опять клеился к Шалнайте, — хотя парочке уже было море по колено: уткнув носы друг дружке в шеи, они радостно хихикали; резкий толчок вынудил и этих очнуться.
— Что, уже? — спросил Танкист, нехотя отнимая щетинистую свою морду от Лизиной груди, в руке у него темнела бутылка. — Уже приехали, барышни и га-аспада?
— Заткнись! — изрыгнул Чарли и так же резко, как только что при обгоне, остановил автомобиль впритык к фургону; покамест его ралли шло как по графику… — Он еще, сукин сын, спрашивает!.. Еще он сира… — Он повернулся боком к Танкисту и вырвал бутылку у него из рук.
Эма открыла дверцу.
— Я пешочком, братцы… — сказала она. — Я, представьте себе, еще жить хочу… А с такими извозчиками…
— Не-а!.. — Чарли схватил ее за руку — ту, что ныла от боли, — и дернул на себя. — И не думай драпать!..
— Драпать?!
— А ты думала!.. Раз уж я тебя нашел… и приехал забрать…
— Да ведь ты пьян!.. — Эма обвела воспросительным взглядом всю компанию; никто не раскрыл рта. Только глаза блестящими пуговками горели в темноте. — Ты же лыка не вяжешь, Чарли, и с таким в одной машине… ни за что…
— А он протрезвеет!.. — Тедди тоже выполз из машины. Потянулся. — Чистый воздух, знаете ли… Не отказываться же от турне из-за такой мелочи!..
— Что, по-твоему, мелочь? — уточнила Эма.
— У нас дефицит водителей…
— Ой, я тоже не еду!.. — взвизгнула и Дайва, выкатываясь из машины следом за Тедди, мимоходом она бросила взгляд на Виргу с Танкистом и вполне выразительно хмыкнула; однако те, занятые друг другом, казалось, и не собирались выходить.
— Давайте сюда! — снова рявкнул Чарли и взмахнул полами куртки; можно было подумать, он кого-то ловит в темноте — вроде бабочек. — Дайте бутылку, ну!..
— Чарли!.. Кончай, Чарли! Или я… без дураков… — попыталась урезонить его Эма.
— Шлюха ты, Эмка… — Чарли зыркнул на нее глазами. — И все равно я тебя… ух!
Он изо всех сил тряхнул Эму за плечи, потом придавил к машине и поцеловал; сухие соленые губы царапнули по щеке будто наждаком.
Но Эма не пыталась оттолкнуть его, только отвернула лицо.
— Шлюха ты, Эмка, я знаю… но я тебя… ух как я тебя… люблю и…