— Только попробуй сказать слово «работа» — я закричу, — предупредил я Илью.
Он промолчал. Взгляд в сторону, скулы обострились. Ага, собирается с силами. Ладно, я ждал четыре дня, пока он раскачается, подожду еще пару минут.
Подождал пару минут. Еще пару.
— Ты, кажется, хотел поговорить, — напомнил я ему, наконец. — Или ты уже забыл, как это делается?
Он моргнул, выходя из транса.
— Извини, — с трудом выдавил он. — Я вел себя как мудак.
— Ага, это ты точно подметил. Ну, я тебя прощаю. Это все? Ну, пойду я тогда. Бывай. — махнув ему рукой, я направился к коридору. Как я и ожидал, он окликнул меня:
— Эй, стой! Куда ты?
— К Олегу. Только не спрашивай зачем — не заставляй меня краснеть.
— Но я же уже извинился.
— И что, мне его тотчас бросить? Разбить ему сердце, втоптать в грязь свою любовь?
— Ты его не любишь, это же очевидно! Ты только пытался заставить меня извиниться. И я извинился. Мало? Прости меня, понял?! Хватит путаться черт знает с кем и делать вид, что не замечаешь меня, только потому, что я вел себя как мудак! — заорал он.
Пару секунд мы слушали эхо, отскакивающее от стен, и встревоженное хлопанье дверей кафкианского коридора. Сорвавшийся Илья смотрел на меня так, будто готов был разорвать меня в клочья. Ну, по крайней мере хоть эту эмоцию я могу вызывать в нем снова и снова.
— Ну, может, тогда прекращай корчить страшные рожи, и пошли? — сказал я, снова поворачиваясь к двери.
— Куда?
— Работать, куда же еще. Очевидно же, что без меня ты не справишься. Иначе ты бы не извинился, верно? — хмыкнув себе под нос, я походкой победителя шел навстречу нашим совместным рабочим будням.
Примечание к части
* отсылка к произведению Франца Кафки "Замок"
Кафкианский** — мрачный, угнетающий (употреб. в перен. знач.)
*** часть стих-я А. Вознесенского «Вызывайте ненависть на себя почаще…»
(*) Данте Алигьери – флорентийский поэт XIII века, большинство произведений посвятил своей возлюбленной Беатриче, безответную любовь к которой пронес с собой через всю жизнь. Франческо Петрарка – итальянский писатель XIV века, воспевал свою возлюбленную Лауру во множестве стихов. По иным источником она была поэтической выдумкой.
Часть
Итак, блудный сын вернулся на борт. Странно, но я был даже рад. Теперь и чертежи не казались такими уныло-пустыми: они снова стали заполняться пометками, в которых я даже начал находить здравые мысли. Видимо, отлучка на него хорошо подействовала. Что не скажешь обо мне. Я весь извелся за эти дни, пока тот прохлаждался в кабинете этого неандертальца. А сколько мне нужно было сделать перед собой усилий и просить прошения у него? У него! Может, я забыл, какой он хитрый жестокий гад?.. Нет, не забыл. Но без него было еще хуже, и я запрещал себе даже думать о причинах моего поступка, противоречащего с моим жизненным утверждением держать этого человека подальше от себя. И вот, он снова здесь, моя совесть чиста, и он по-прежнему меня бесит.
Безрассудность Жени меня поражает — спутаться с непонятным мужиком, явно не обремененным особым интеллектом, только для того, чтобы мне отомстить? На такое мог пойти только он, всегда отличавшийся отчаянным характером и дерзостью в глазах.
Теперь же, вполне довольный моим извинением, он, как и я, сутками просиживал в кабинете, работая над этим несчастным проектом. Он нашел себе новое занятие: копался в архивах и искал похожие случаи, подсматривая хитрые способы решения проблем. Правда, это ничуть не уменьшало поток его собственных сумасбродных идей.
Обмен колкостями, конечно, продолжался. Иногда я представлял Женю здоровенной очкастой пиявкой, сосущей мою кровь через выведение меня из себя. Но уж лучше так, чем если бы он и дальше тискался с тем шкафом из отдела «стачек».
Роясь в старых бумагах, Женя обычно надевал наушники и слушал музыку, покачивая головой в такт любимым песням. Мне приходилось мириться с непрекращающимся журчанием музыки, потому как в это время он, по крайней мере, не мог отпускать в мою сторону свои раздражающие ехидные шуточки.
Я сидел за столом и прожигал взглядом макет, пытаясь решить, что делать с фасадом, который становился то слишком пустым и скучным, то просто вопил о перегруженности и безвкусности. Голова закипала, и я решил прикрыть глаза, пытаясь сосредоточиться. Тут вдруг я услышал знакомую мелодию. Я уставился на Женю.
Эта песня была хорошо мне знакома. Когда-то в институте она долго стояла на повторе в моем плеере. Своей мелодией и словами она отчего-то казалась мне близкой и значимой. Но я так и не смог понять, почему мне так казалось. Потом плеер сломался, река жизни захлестнула и эта загадка забылась.