Она загнана в угол, она уступает:
— Да-да, хорошо, будет «мерседес» с опускающимся верхом.
Пользуясь ее состоянием, осведомляюсь, что она думает насчет эпизодов с Аленом, снимать которые предполагается около двух часов ночи, — съемка-то ведь, скорее всего, начнется ближе к четырем, вспомни, вспомни, насколько Нелле наплевать на расписание! Оказывается, и с этим все легко уладить.
— Ладно, тогда мы приедем к часу, Ангелина. Бессмысленно торчать на площадке, ничего не делая, особенно тем, у кого даже вагончика еще нет, — добавляю я громче, чтобы все слышали.
— А наша квартира с видом на море? — вмешивается, чеканя каждое слово, Ален. — Нам нет никакого резона отказываться от нашей квартиры с видом на море! Она в контракте записана!
Мы быстро усвоили урок: никогда не надо сдаваться раньше времени.
— Хорошо, — уступает раздавленная в лепешку Ангелина. — Все что хотите, но я могу рассчитывать на вас, Francuzi?
— Nema problema!
Отключаюсь, куда более уверенная в себе чем в начале разговора. Ради имиджа потенциальной кинозвезды стоит немного потрудиться, а окружающие, судя по всему, считают, что я веду себя совершенно нормально.
Мы еще несколько часов пьем за «Хеди Ламарр», за клип Цецы, который она намерена снять на яхте президента и в котором намерена занять девок с силиконовыми сиськами, за будущую карьеру Алена, актера в фильме «Милена» и постановщика фильма «Хеди Ламарр»…
— Ты породишь на свет шедевр, — предсказывает президент.
Клеопатра раздумывает, где лучше купить виллу — в Санта-Монике или в Беверли-Хиллз, но в конце концов выбирает Бель-Эр, самое шикарное и самое безвкусное место на земле. Само собой — самое дорогое. Но с теми бабками, какие у нас будут, можно не скупиться.
И тут вдруг в кают-компании появляются пятеро мужчин с девятимиллиметровыми пабеллумами в руках. Без минутного колебания, так, будто они давно все отрепетировали, люди с парабеллумами распределяют между собой пространство. И вот уже одна пушка наставлена дулом на президента, остальные — проследив за передвижениями новоприбывших, только слепой бы не заметил — держат на прицеле каждого из нас. Мы понимаем, что влипли.
Едва мы успеваем это осознать, как на пороге вырастает еще один мужчина — в кожаном пальто до лодыжек, в черных очках, с напомаженными волосами. Вид у него дико надменный, смотрит он на нас свысока. Не говоря ни слова, он нас изучает, от чего напряжение вырастает еще на градус, потом обращается к президенту по-итальянски: то ли речь произносит, то ли чем-то грозит, а может, попросту объявляет, что сейчас нам всем абзац.
Мы не шевелимся. Все полностью протрезвели.
Президент — так же, по-итальянски, — отвечает нежданному гостю, в свою очередь меряя того взглядом, — прямой, ничуть не оробевший. Слово за слово, они начинают спорить, возможно, даже ссориться. Пушки по-прежнему направлены на нас, эти пятеро невозмутимы, какие-то машины, какие-то роботы, готовые повиноваться и убивать, кого прикажут. Ален кладет руку мне на колено, чтобы не дрожала нога. И вдруг человек в длинном пальто снимает очки и разражается хохотом. Несколько безумным хохотом. Дула парабеллумов опускаются, и главарь банды с президентом, смеясь, кидаются друг другу в объятия, хлопают друг друга по спине.
— Если это шутка, мне она кажется совсем не смешной, — глухо говорит Ален.
Я в ступоре. Не могу думать, тем более — хоть слово из себя выдавить, чувствую себя так, будто у меня в мозгу произошло короткое замыкание.
А президент объясняет, что Грека никакой не гангстер и не убийца, он всего лишь постановщик клипа Цецы, а эти мужики с парабеллумами — обыкновенные статисты. И все это была попросту репетиция клипа, проверка готовности такая перед завтрашней съемкой.
— Признавайтесь-ка, вы ведь струхнули, Francuzi? Вы ведь поверили и чуть в штанишки не наложили, а?
Новый приступ гомерического хохота.
И сразу же, не дожидаясь нашего ответа, начинает спрашивать, был ли он, по нашему мнению, убедителен в роли типа, которого вот-вот кокнут; он, видите ли, в глубине души уверен, что у него настоящий актерский талант. Он страстный поклонник Аль Пачино и Де Ниро и, если бы захотел, мог бы тоже стать великим артистом.
Я никак не приду в себя. Я же и впрямь поверила во всю эту бредятину, я уже видела нас на полу, в луже крови, изрешеченных пулями, я уже видела крупные заголовки в черногорских и сербских газетах, в «Политике», «Глace», «Новостях», «Стар», хрен знает еще каких. Я видела заметки, посвященные сенсационному событию.