Появились «мэряне» – броско одетые молодые люди с заносчивыми манерами. Вслед за ними в гараж заглянули секунданты и два бомжа. Рассчитались. Секунданты и бомжи пропустили по полстакана водки и все отправились в «тир». Шли молча в полной темноте, спотыкаясь на рытвинах и разбросанных кирпичах. Вдруг я с острым ужасом ощутил себя одним из конвоиров, ведущих свои жертвы на расстрел. Подошли к удалённому зловонному тупику; кто-то включил яркий светильник. Высветилась ниша, образованная стенами строящегося гаража, без крыши; на полу – строительный мусор, кучи дерьма и испачканные клочки газет. На торцовой стене – нарисованный мелом силуэт человека и надпись: «СТОЯТЬ ЗДЕСЬ». Всё это создавало жуткое впечатление неотвратимости реального расстрела. Да разве и не было это самым что ни на есть настоящим расстрелом? Один из моих приятелей взглянул мне в лицо и, вовремя предугадав моё к нему обращение, строго покачал головой:
– Нельзя. Всё оплачено. Поезд ушёл, – тихо и веско проговорил он.
Один из «секундантов» провёл краткий инструктаж: стрельба ведётся с семи метров, строго по команде. Что бы с «мишенями» ни случилось, к ним не приближаться; по первому же шухеру разбегаться в разные стороны.
Из темноты выступила первая «мишень»; на боевую позицию, примерно в метре от наружного края ниши, выдвинулись четыре фигуры: два моих приятеля и молодые «мэряне». «Секундант» объявил очерёдность стрельбы, махнул рукой, и сразу же прогремели четыре выстрела подряд. Ниша заполнилась пылью и ядовитой дымкой из пороховых и боевых газов. Расстрелянный, чуть покачиваясь, подошёл к стрелкам, принял из-за их спин стакан от секунданта, жадно выпил, чем-то занюхал-закусил. Не спеша, со знанием дела, показал желающим места одежды, поражённые пластиковыми осколками, и вновь протянул руку за стаканом.
На свет шагнула вторая мишень. Всё повторилось. Молодые «мэряне» полюбопытствовали: как воздействует? Оглушённые и одурманенные, люди-мишени оружие одобрили: пробирает аж до селезёнки! Видно было, что они страдают. Они пропустили ещё по маленькой.
*
Огнестрельное оружие не уравняло сильных и слабых, а способствовало торжеству циничных, умных и коварных психических уродов. Они и их последователи оккупировали все научно-технические сферы. Оружие массового уничтожения – продолжение этого процесса. Важно понять и прочувствовать, что всё это – генезис Апокалипсиса, его реальные, осязаемые ростки, прорастающие в наш век из грозного будущего. Неизбежность такого процесса очевидна.
*
По мере развития экономики потребовалась сначала поголовная грамотность, затем – более глубокие знания. Образование стало необходимым для дальнейшего развития общества, но и достаточным для массового осознания царящей в мире несправедливости. Коллективное подсознание возмутилось, беспорядки усилились. Все эти "майданы", стрелки и самоубийства по всему миру – результат прозрения масс.
*
Время от времени я мысленно раскладываю перед собой пасьянс своих спонтаноидов, разглядываю их, вытираю от пыли времени, иногда слегка чиню. Вот "маленький" спонтаноид, подобный яркой однодневке, – он мысленно вспыхнет, потревожит, и вскоре забудется. А вот другой – он вызывает навязчивые ассоциации и, возможно, станет основой сюжета рассказа, повести, а, возможно, и романа…
Мне вспоминается при этом, как в детстве мы с братом доставали из чулана старый, ещё царских времён, фанерный округлый чемодан-сундучок, и вынимали из него свои ценности: огромные, красной меди, царских времён, монеты достоинством в копейку и полушку, ключик для открывания американских мясных консервов, пуговицы от мундиров пленных немцев и запертых в нашем военном городке югославов, и в отдельном чехольчике – маленькие купюры «керенок» головокружительной стоимости и большие «катеньки» с изображением Екатерины Второй Великой.
*
Когда мы, младшеклассники, пухли от голода в тяжёлые послевоенные годы, то устраивали такие соревнования: обнажив опухшую руку и надавив острым пальцем на тыльную сторону локтя, долго сравнивали, как медленно рассасываются у каждого глубокие, синеватые впадины.
*
О чувственности. В прекрасную пору расцвета своих мужских сил я по долгу службы беспрестанно болтался по командировкам, и часто – по Уралу. Как-то раз в очередь на регистрацию в Челябинском аэропорту за мной встала юная девушка невероятной красоты. Она была на стадии поздней беременности. Сначала я пропустил её впереди себя, потом вертелся из стороны в сторону, не в силах оторваться от её затылка, низко заросшего густыми чёрными волосами (они были забраны наверх). Запах от этих волос довёл меня до неистовства: бешеный приступ животного протеста, завистливой обиды и ревности к неведомому мне счастливцу был так силён, что я в отчаянии застонал. Она, по прекрасному лицу ещё совершенный ребёнок, величественно обернулась ко мне и с важностью ВЫСШЕГО РАЗУМЕНИЯ понимающе улыбнулась. Богиня. Я до сих пор помню её улыбку и её запах.