— Красиво. — Незнакомец продолжал в открытую её рассматривать. Его-то ситуация ничуть не смущала, наоборот, он даже наслаждался ею. — Ты не вяжешься с образом художника.
— И с каким же образом я вяжусь? — он насмешливо передразнил её слова, откинувшись на спинку лавочки. От его голоса Таня вдруг ощутила дрожь по телу — словно ток пустили, написали бы в бульварном романчике. В присутствии таких самоуверенных типов, которые знают о своей привлекательности и пользуются ею, Гроттер всегда начинала теряться и злиться, что не может контролировать себя.
— Тебя проще представить на сцене вместе с какой-нибудь дрянной рок-группой. После концерта ты пьяный или обдолбанный снимаешь себе очередную фанатку, вы быстро трахаетесь у тебя дома, а потом ты её выпроваживаешь, в лучшем случае вызвав такси. В остальное время ты опять бухаешь, репетируешь в каком-нибудь подвале и мечтаешь о большой сцене, — Таня сама поражалась, что так открыто и прямо хамит постороннему человеку, но лучше так, чем заикаться и стесняться. Это Морозова любит плохих парней, Гроттер же не собиралась строить глазки этому наглецу, который вторгся и нарушил её хрупкое внутреннее спокойствие.
— Жестко. — Кажется, он ничуть не обиделся. Более того, он вдруг довольно улыбнулся, словно она ему навешала комплиментов: — Но, может, этим я и занимаюсь в свободное от рисования время? — Он достал пачку дорогих сигарет и закурил. Таня, которая думала сделать то же самое всего минуту назад, резко отдернула руку от сумки — теперь курить она не станет из чувства противоречия, хотя в чем оно заключается она и сама не понимала.
Пора было заканчивать этот разговор — Гроттер казалось, что ни к чему хорошему он не приведет:
— Можно я заберу рисунок?
— Нет, — и это «нет» было таким властным, что Таня вздрогнула и замерла. Незнакомец почти вырвал из её рук блокнот, как несколькими минутами прежде сделала она сама, — Я хочу нарисовать тебя снова. Когда у меня будет еще один портрет, отдам этот. Как тебя найти?
— Даже не спросишь, как меня зовут? — парень, кажется, удивился и немного смутился. Черты лица вдруг смягчились, когда он вдруг улыбнулся, мгновенно изо льда превращаясь в пламя:
— Как тебя зовут?
Но Таня уже кинула книгу в сумку и встала. Он тоже вскочил, и девушке пришлось смотреть вверх.
— Встретимся снова — тогда и узнаешь, — она весело подмигнула и двинулась прочь из парка, соображая, что в последний миг едва не начала флиртовать, словно глупенькая девочка.
Комментарий к Глава 2. Художники подстерегают всюду
*Фрэнсис Скотт Фицджеральд “Благословение”
========== Глава 3. В сплетнях мелькает истина ==========
Воскресное утро было бы лучше, если бы началось не с телефонного звонка. Гроттер нехотя выскользнула из сна, где крепко обнимала кого-то высокого и светловолосого. Она потянулась вверх, чуть приоткрыв губы, но теперь на неё почему-то смотрели тёмные раскосые глаза, которые никак не удавалось связать с худощавым телом, прижавшимся к ней. Неприятный звук заставил вздрогнуть:
— Что это за звук? — спросила она у незнакомца, вновь закрывая глаза, чтобы не потеряться в этих омутах. Чьи-то губы коснулись её уха и прошептали, отчего девушке показалось, что все тело обернули в бархат:
— Возьми трубку.
Гроттер резко села на кровати и взглянула на телефон. Что ж, звонок сном не был. Что Ягуну потребовалось в такую рань знать не хотелось, но, скрипя зубами, Таня всё же ответила:
— Да?
— Я у вас внизу на вахте торчу. Спустись, забери меня. А то не пускают, — выбора Баб-Ягун решил не оставлять. Пришлось натягивать футболку и спортивные штаны вместо пижамы и топать вниз, где по холлу бродил из угла в угол её друг.
— Это ко мне, Валентина Михайловна. Доброе утро, — девушка засунула голову к комендантше и положила на стол забранный у Ягуна студенческий. — Запишите в четыреста пятую, пожалуйста.
В комнате Ягун, не слишком смущаясь разбросанных элементов женского гардероба, оккупировал кресло. Таня поспешно смела нижнее белье в ящик шкафа и обернулась:
— И что принесло тебя сюда в такое время? — Хорошо, что Морозова вновь отчалила по своим делам. С Ягуном у них отношения были вполне неплохие, но чтобы выдержать Аню с утра надо быть подготовленным.
— Ты, — видя недоумение на лице у девушки, он всё же решил объяснить подробнее: — В общем, у меня в комнате конец света. Лизка ругается с Ванькой, причем так, что об этом знают еще комнат пятнадцать — не меньше. Она после той вашей встречи вообще с катушек слетела: и раньше ревновала, а теперь совсем валенка заесть решила. Окончательно поселилась у нас в комнате, никуда не отпускает. А этот еще и умудрился сегодня под утро во сне твое имя сказать. Ну и понеслась. Чашки летают, причем мои, слезы, крики. Да и у Ваньки, видимо, нервы сдали. Он, оказывается, еще и орать умеет. Впервые за два года услышал, мамочка моя бабуся, — усмехнулся Ягун. О беде своего друга он рассказывал, хихикая, словно вся эта ситуация его забавляла.
— Ты не выглядишь сильно расстроенным. У твоего друга там война на любовном фронте, а ты смеешься, — буркнула Таня, опускаясь на кровать. Новость о том, что Ванька зовет её во сне совсем не обрадовала — лезть в чужие отношения девушка ненавидела, а быть виновницей ссоры или, не дай Бог, разрыва уж точно не хотела.
— А я еще даже кофе не пил, чтобы проснуться и быть серьёзным, — намекнул Ягун. Гроттер обреченно вздохнула, но всё же включила чайник и достала две чашки. — Лизка как утром это услышала, так вопить и начала. Я успел только вещи схватить и свалить, пока не попал под горячую руку. Ты просто не понимаешь. Мне, конечно, жаль, что у Ваньки с Лизкой так вышло, но она… спасибо… не подходит ему. Ваньке нужен кто-то более спокойный и уравновешенный. Как ты, например, — Таня едва не подавилась кофе, когда услышала эту фразу. — Он хоть и на ветеринара учиться, но серьезный очень. И отношения ему нужны взрослые и серьезные, а не крики-истерики.
Ягун на несколько минут замолчал, задумавшись. Девушка тоже молчала, переваривая информацию: в данную минуту Ванька расстается с Лизой — если уже не расстался — из-за неё, Тани Гроттер. Это казалось как-то неправильно и подло, хотя сама она не сделала для этого ничего. Но рыжая не была уверена, что хочет встречаться с Валялкиным — он милый, симпатичный, совсем не глупый. Вот только быть обязанной ему чем-то только потому, что ради неё он порвал со своей девушкой, не хотелось.
Размышления прервал Ягун, чьи уши стыдливо покраснели:
— Да и, на самом-то деле, я рад… Нельзя так говорить, наверное. Просто Лизка достала. То, что она у нас поселилась — это отдельная песня. Ни переодеться, ни в трусах побродить. То свали из комнаты, когда им хочется побыть одним, то тихо, не шуми, Лизочку разбудишь, у неё головка болит. И, в идеале, заткни еще весь этаж, чтобы не шумели. К трусам и лифчикам своей девушки в ванной относишься, наверное, нормально, только я не подписывался видеть всю эту ерунду чужой девчонки.
— А Ваньке пробовал говорить? — Тане стало даже жалко своего друга — быть в своей комнате третьим лишним практически двадцать четыре часа в сутки, наверное, не слишком приятно.
— А что Ваньке? — Ягун пожал плечами. — Он ей пытался объяснить, что живет в комнате не один, но Лиза как танк — если решила, что хочет жить с ним, то всем остальным придется подвинуться. С ней легче согласиться, чем спорить.
В комнате вновь повисла тишина. Раз уж Ягун молчал, то это значит, что ситуацию он переживал куда серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Таня тихо пила кофе, стараясь не мешать чужому внутреннему диалогу.