— Понимаете, Таня, университет — это учебное заведение. Люди поступают и приходят сюда учиться. Именно образование должно быть у Вас на первом месте, — он тяжело вздохнул и продолжил: — Я в курсе про некоторые надписи в нескольких женских туалетах нашего ВУЗа.
«Значит, не в одном постаралась. Сука», — мелькнула мысль, прежде чем Гроттер отчаянно покраснела.
— Конечно же, я не думаю, что Вам это приятно. Просто впредь постарайтесь сделать так, чтобы вся Ваша личная жизнь оставалась за этими стенами.
И это всё? Таня удивленно вскинула брови, ожидая, что последует продолжение. Хоть какое-то. С трудом удавалось поверить, что ректор вызвал её и сказал всего-то пару фраз, но молчание затягивалось.
— Я могу идти? — сидеть, пожалуй, не имело смысла. Старик коротко кивнул в сторону дверей:
— Да, Таня, Вы свободны. Помните о моей просьбе.
***
Физкультура была последней парой. Многие отлынивали от неё как могли, но Гроттер ходила — вместе с Морозовой, которая каждый раз проклинала весь мир после очередной пробежки и обещала, что это последний раз, когда она повелась на уговоры подруги не прогуливать.
Стоя в душе и послушно держа полотенце, Анька продолжала причитать:
— Вот зачем это нам? Я просто красавица, ты тоже ничего, лишнего веса за тобой не наблюдается. А такие занятия доводят только до сердечных приступов.
Гроттер, усмехаясь, вышла из душа и забрала полотенце:
— Вот поэтому ты красивая, а я не страшная, — определенная нота сарказма была не просто слышна, она гремела, как фанфары. — Что ты будешь делать, если в тёмном переулке на тебя нападет маньяк?
— Смоюсь по-быстрому, — не задумавшись, ответила брюнетка, а после прикусила язык и, скривившись, перешла в контрнаступление: — Хотя это полный бред. Это ты любишь гулять по вечерам в одиночестве. Я по тёмным улицам сама не болтаюсь. И мужиков выбираю таких, которые могут защитить не только хомяка. Как там, к слову, ветеринар? — Морозова почти ангельски улыбнулась, зная, что одним почти невинным вопросом вывела подругу из равновесия.
Рыжая и правда на миг прекратила вытираться, а потом решительно потянулась за одеждой, висевшей на крючке на стене:
— Замечательно. Заведи кота — ближе познакомитесь, вот и спросишь, — буркнула она. Самой большой глупостью сейчас было бы начать защищать Ваньку. Аня мигом ухватилась бы за эту слабость. Но еще большей глупостью было бы говорить ей о зеркалах в туалете — брюнетка всегда была скора на месть, Лизе пришлось бы не сладко, а о Валялкине брюнетка забыла бы. Хотя, может, это и не самая плохая идея?
Впрочем, максимум завтра Морозова уже будет всё знать. И обидится, конечно, что Таня не рассказала ей сама и не позволила исполнить дружеский долг. Вот только настолько открыто выступать против Зализиной Гроттер было не с руки — пусть блондинка одна ведет себя как истеричная дура, этим только оттолкнет от себя Ваньку. Когда тот тоже узнает о случившемся — а он, несомненно, узнает, ведь слухи в универе расползаются даже слишком быстро, — то Таня получит сто очков форы перед его бывшей. Было мерзко думать об этом как о соревновании, но если звонок просто выбил из колеи на несколько минут, то «приятные» прозвища на потеху всей женской половины их чудесного ВУЗа вдруг задели всё же сильнее, чем казалось прежде.
— Ты домой или как? — Таня поправила волосы перед зеркалом — слава богу, чистым — и обернулась к Ане. Та, чему-то улыбаясь, подкрашивала губы.
— Нет, я обещала кое с кем встретиться после занятий.
Легкомысленная улыбочка заставила Гроттер заинтересованно вскинуть брови:
— И с кем же?
Брюнетка обернулась и, совсем уж странно улыбаясь, прислонилась к зеркалу спиной:
— Его зовут Глом. Ну, в смысле Геннадий Гломов, хотя все зовут его Глом или Гуня.
Таня отчаянно рылась в закромах своей памяти, но ни имя, ни фамилия ничего не говорили. Впрочем, это и не удивительно — у неё не было феноменальной памяти на лица и имена, как у Ани.
— И кто же это?
— Учится на физической культуре. Четвертый курс. Пусть не красавец, но настоящий мужик.
Такая краткая характеристика заставила Таню еще активнее пытаться вспомнить этого самого Гуню. Не просто так ведь Морозова так немногословна. Перед глазами смутным силуэтом возник какой-то парень: на голову выше всех окружающих, мускулы выпирают так, что сложно представить, где он покупает вещи. Невольно вспомнилось и то, что видела-то его Гроттер не раз — он постоянно маячил за спиной Ани последнюю неделю, но рыжая так увлеклась своими побегами от черноволосых-знает-кого, что совершенно не замечала этого «мальчика».
— Даже так кратко? Неужто влюбилась? — остаться в стороне и не уколоть Морозову значило бы упустить шанс хоть немного отыграться за её издевки. Но Анька вдруг почему-то перестала мечтательно улыбаться, сжала губы и, прошипев: «Очень смешно!», выскочила из комнаты. Таня замерла на месте, совершенно сбитая с толку поведением подруги. Может, и правда влюбилась? Прежде она расхохоталась бы и отвесила бы либо неприличный комплимент в адрес своего избранника, отчего рыжая отчаянно бы покраснела, либо вдруг разразилась монологом из серии «все мужики козлы». Хотя второй вариант наступал обычно уже после расставания с очередным единственным.
Таня, хмыкнув, пожала плечами и, подхватив сумку, тоже вышла из раздевалки, хотя куда менее поспешно. Погода была прекрасной, так что можно было пройтись до общежития пешком, в идеале — прямо через парк.
Уже заканчивая переходить дорогу, она резко остановилась, когда белый мерседес, возникший словно из ниоткуда, резко затормозил возле бровки перед пешеходным переходом. Стекло водительской двери плавно опустилось:
— Тебя подбросить?
— Спасибо, обойдусь. — Настроения кататься с Бейбарсовым не было никакого. Ни до общаги, ни куда-либо еще. В сумке зазвонил мобильный, и Таня автоматически сунула руку в её недра, а спустя секунду, почувствовав острую боль, резко выдернула — на нескольких пальцах были порезы, слава богу, хотя бы не глубокие. — Блять.
Глеб выскочил из машины почти мгновенно — он оказался рядом быстрее, чем рыжая успела сунуть пальцы в рот, повинуясь какому-то странному инстинкту, и перехватил порезанную руку.
— Дай глянуть, — он пару секунд осматривал кровоточащие ранки, а потом метнулся к машине, бросив: — не трогай только.
Таня послушно перешла на тротуар и, пытаясь не кривиться от боли, заглянула в сумку. Какие-то осколки. Зеркало, что ли, разбилось? Кровь продолжала течь, и девушка опустила руку, чтобы не запачкать рукав. Бейбарсов вернулся с аптечкой и, усадив Гроттер на бровку, потянулся к её руке.
— Глянь, пожалуйста, что в сумке. Только хоть ты руку не засовывай, — почему-то это казалось важным. Парень хмыкнул, но странное желание выполнил. Он аккуратно высыпал содержимое на тротуар и вместе с Таней удивленно уставился на крупные осколки зеркала. Явно не карманного. Телефон продолжал разрываться. Гроттер здоровой рукой выудила его из остальных вещей, стараясь в этот раз обойтись без членовредительства, и ответила:
— Алло?
— Чего не отвечаешь? Как ты? Пытался дозвониться до тебя, но ты не брала трубку, — от веселого голоса Ваньки хотелось вырвать. Не то, совсем не то настроение.
— Да нормально всё, — Таня едва слышно зашипела, отведя телефон от уха, когда Бейбарсов, перехватив её правую руку, полил пальцы перекисью водорода. — Я, наверное, на физре была, когда ты звонил. А потом не слышала, — сохранять нормальный тон было трудно.
— Что ты делаешь сегодня? Может, встретимся?
— Извини, я занята. — Наверное, вышло слишком грубо. Таня не задумывалась об этом, глядя на белые пузырьки и чувствуя, как щиплет ранки. Бейбарсов весь разговор внимательно смотрел на неё, а теперь, странно улыбаясь, дул на её пальцы. — Давай мы позже созвонимся? Мне неудобно говорить.
— Да, конечно. Звони, как будешь свободна. — Что это? Обида? Непонимание? Гроттер положила трубку, не чувствуя особых угрызений совести — ведь это из-за его бывшей она сейчас сидит здесь с порезами. В том, что такой «приятный» сюрприз был от Лизы, она не сомневалась.