— Но почему я? Разве нет более достойных?
— Жребий брошен, мой друг. Ты можешь вступить в игру или кануть в небытие не отмщенным. От тебя мне нужно лишь слово.
— Я согласен, — после нескольких минут раздумий проговорил он.
— Ну что ж, тогда по рукам, мой друг. Твоя душа теперь принадлежит мне, я же в свою очередь исполню свою часть сделки. А теперь прощай, мы свидимся лишь тогда, когда я тебя призову. С закатом все встанет на свои места.
Сказав это, голос, который не давал ему покоя много лет, исчез, оставив после себя тягостное ощущение испаряющейся надежды и одну потерянную душу дожидаться заката в полном одиночестве и неизвестности.
***
В мгновение возликовал темнейший князь и в райские врата влетел смеясь. Он праздновал свою победу в миг, когда свет солнечный на небесах поник, у ангелов над головой сгустились тучи и пошатнулся веры пьедестал могучий. Собрались херувимы у божественного трона, не удержав трагического стона. Взывали все к святейшему Отцу, путь преграждая наглецу, прошедшему под сводами небесного чертога, оставив свою адскую берлогу.
— Ах, Отче, знаю я, тебе известно, что выиграл наш спор я честно, поэтому явился я сюда сейчас, чтоб возвестил о поражении твой глас. Ведь я потратил целых десять лет, чтоб был поступок мой воспет, не знал я отдыха в часы досуга, чтобы усилия мои ценили по заслугам, но вот всему пришел конец — вознагради меня, Отец!
— Опять ты скачешь впереди коней, пора бы стать тебе мудрей. Не вижу смысла торопиться, борьба еще возобновится. Коль жизнь вдохнул ты в умершее тело, презрев известные пределы, я тоже сделаю свой ход, продолжив этот эпизод. Я окажу содействие добру, вступив в коварную игру.
— Ты нарушаешь уговор, не в том ведь состоял наш спор. Условия по договору я запомнил, и обязательства исполнил. Друзей рассорил в один миг, сплел сеть кровавых я интриг, вложил и ненависть в сердца, заставив биться до конца; пришлось им пережить утраты и меч поднять, напав на брата. Я сделку графу навязал, чтоб душу он свою продал.
— Все так, но ты забыл один завет — известен всем он сотни лет. Живому можно помогать, умершего — не воскрешать. Лишь мне принадлежит такое право, другим за то грозит расправа. Увлекся слишком ты игрой кровавой, но даже на тебя отыщется управа. На сей раз песня твоя спета, а на твою победу налагаю вето, но ради справедливости замечу, что стоит мне пойти тебе навстречу: я нашего раздора бремя перенесу в другое время. Пока же пусть бессмертный граф, лишившись своих смертных прав, сквозь смерть и тьму бредет один, ты понял, темный господин?
— Яснее ясного, Творец, но ведь погиб и твой боец. И как же будем продолжать мы спор, коль некому давать отпор?
— То будет не твоя забота, но я судьбы предвижу повороты: вернется к жизни мой борец, оденет пламени венец. Как феникс он переродится, в огне священном оперится и вступит он в неравный бой с той силой, что зовут судьбой. А что до графа, то ему, как ставленнику твоему, за каждый грех придется расплатиться и интересами своими поступиться, тогда, быть может, божье милосердие его коснётся за усердие.
— Ушам не верю, что за вздор? Уж больно мягкий приговор… Готов ты в рай принять исчадие ада, чтобы от поражения не испытать досады? Он сделку кровью подписал. Достаточно! Закончен бал! Он душу продал мне сегодня, и быть ему лишь в преисподней!
— Мой друг, игра еще идёт, пока ведем мы равный счёт. Смогу я даровать прощение, если сможет он грехов добиться искупления. Раскаяние его спасёт, коль веру друг наш обретет.
— Не будет этого, Всевышний, твои старания излишни. Я сделал так, чтоб каждый день лицо своё он прятал в тень, и завтра Дракула увидит солнце лишь через ставни в маленьком оконце. А жажда крови станет нестерпимой, и это только ради мести мнимой. Хотя, признаюсь, я лукавил, нарушил пару-тройку правил… Забыл сказать ему о нескольких нюансах…
— Считаю, все же он достоин шанса. Ведем мы бой даже за души грешных, с пути господнего сошедших.
— Ну что ж, тем горше будет разочарование, которому не будет оправдания, я тебя предупредил, ведь за ним всегда следил. Семья его уж не признает, когда всю истину узнает. Ни что так душу не лишает милосердья, как предательство родных в порыве суеверья. Озлобится на весь он мир и учинит кровавый пир, но раз уж веришь ты в его спасенье, узри все сам без промедления.
— Да будет так, теперь ступай — тебе закрыты двери в рай. Пора героев выпускать на сцену, они придут тебе на смену.
========== Воспоминания ==========
Трансильвания. Осень 1861г.
В тот год зима была ранняя: в начале октября днем еще случались оттепели, но к середине месяца зима полностью вступила в свои права, укрыв всю землю тонким снежным покрывалом. Высокие сосны, покрытые снегом, стремились ввысь, своими макушками разрывая небеса. У самого подножия горных хребтов, будто змеей, вились мелкие тропинки, вливаясь в объездную дорогу, светившуюся в последних лучах заходящего солнца.
По одной из таких безлюдных тропинок брели двое детей, пробирающихся сквозь сумрак, спускающийся на землю. Со всех сторон путников плотно окутала стена безмолвия: снег лежал тонкой пеленой, но и ее было достаточно, чтобы умертвить все звуки в лесу. Слышались только приглушенные человеческие голоса да сдавленный крик запоздалых птиц.
— Гэбриэл, я больше не могу, мне страшно… и есть хочется…. Нам давно пора возвращаться домой, — проговорила девочка, идущая следом за отроком лет двенадцати.
— Потерпи еще чуть-чуть… Мы же напали на его след. Ты слышала, что говорили о нем охотники, неужели ты не хочешь его увидеть своими собственными?
— Хочу, очень… но мы, кажется, заблудились. Скоро стемнеет окончательно, мама будет ругаться, — подскользнувшись на льду, девочка полетела вниз, издав испуганный крик.
Свежевыпавший снег запорошил почти все следы, хотя кое-где примятый наст говорил о том, что огромный лось, которого так хотели увидеть дети, совсем недавно пробегал по этой тропе.
— Не волнуйся, Лоран, мы срежем дорогу по высокогорной тропе, она идет сквозь горы. Через несколько часов будем дома, — поднимая сестру за локоть, проговорил он.
— Все равно мне страшно…
За спиной раздался треск сухих веток — и в этот момент из-за деревьев показался огромный темный силуэт, едва проступающий сквозь темноту.
— Это оборотень! — вскричала девочка и пустилась бежать.
Гэбриэл, все это время неотрывно следивший за таинственной фигурой, облегченно вздохнул, когда убедился в том, что это лишь воображение сыграло с ними злую шутку, играя с ветром и кустом, не до конца сбросившим листья. Мысленно посмеявшись над трусостью сестры, он пустился вдогонку.
— Лоран, Лоран… это был всего лишь куст… тебе нечего бояться.
Поднявшись по небольшой тропе, мальчик остановился, пытаясь найти следы сестры, но они будто испарились в темноте. В этот момент странное чувство, неизменно овладевающее человеком в тот миг, когда приходит осознание того, что он уже был здесь, проникло в его душу. Каждое дерево, каждый валун казались удивительно знакомыми, разносясь в его сознании, подобно зову из прошлого.
Перед глазами возникла картина кровавого поединка, случившегося на этом месте столетия назад. В какой-то момент Гэбриэлу начало казаться, что он ощущает на себе силу ударов противников, чувствует их эмоции, смотрит на мир их глазами. Сном наяву промелькнула трагическая смерть воина, страдания соперника и кольцо, скользнувшее в расщелину между камнями.
А потом все исчезло — он опять стоял в одиночестве среди лесной поляны, оглядывая окрестности в поисках подтверждения своего видения. Будто проверяя его правдивость, мальчик кинулся к большому камню, оплетенному древесными корнями. В эту секунду можно было подумать, что какая-то неведомая сила вселилась в ребенка, руками раскапывающего снег, выгребающего из расщелин гниющую листву, ветки и грязь. Но вскоре его попытки увенчались успехом, и он наткнулся на предмет, доказывающий реальность его видений: в листве и грязи он отыскал старинный золотой перстень с изображением дракона. Юноша, как завороженный, смотрел на свою находку, пока отдаленный крик не вывел его из размышлений.