В тот день я по обыкновению – в тысячный, должно быть, раз – перебирал от скуки библиотечные карточки. Слышно было, как часы на ратуше пробили полдень. В это время ожидать посетителей не стоило и вовсе.
Бум!.. Дверь едва не слетела с петель от могучего пинка. Ворвавшийся в полумрак библиотеки солнечный свет омывал чёрную фигуру незнакомца. Хотя лицо его скрывала надвинутая на глаза треуголка, я готов был поклясться, что человека этого в наших краях вижу впервые. Раскачивающейся походкой, словно под ногами была палуба, пронёс он грузное тело к моему столу. Бухнул на него окованный медью сундучок. С плохо скрываемой неприязнью поводил по сторонам сизым носом.
– Рому, мальчик! – венчающий руку железный крюк ткнулся мне в лицо. – А потом свободный стол и все книжные новинки, что найдутся в этой дьяволом забытой дыре!
– Столы все свободны, выбирайте любой, – не скрою, что был слегка испуган. Но незримые сонмы предков-библиотекарей стояли за моей спиной, ободряя и придавая мужества. – А вот употребление спиртных напитков категорически запрещено правилами внутреннего распорядка. Книги же – сию минуту. На этой неделе как раз большое поступление было.
– Тысяча морских чертей и одна золотая рыбка!.. Как можно обделывать дела насухо? И потом они ещё удивляются: почему это нынешнее поколение утрачивает интерес к литературе?.. Ладно, тащи что есть.
Он обосновался в глубине читального зала, обложился принесёнными мною томами, вытащил из сундучка стопку листов бумаги и чернильницу, обмакнул в неё кончик крюка и погрузился в писания.
– Мне очень жаль, – сказал я несколько часов спустя, – но мы закрываемся.
Странный посетитель рыкнул что-то неразборчивое, сложил письменные принадлежности в сундучок и, не удостоив меня даже взглядом, направился к выходу. Любопытство моё одержало убедительную победу в схватке с осторожностью.
– Извините, не хотелось бы показаться навязчивым… Я просто подумал, что, может быть, могу как-то помочь… Если вы не сочли бы за труд рассказать мне, чем именно занимаетесь…
Он на секунду замер, быстро развернулся, молниеносным движением вскинул руку, обхватил меня за шею крюком, притянул к себе, обдав густым запахом смолы, пеньки и табака.
– Слушай сюда, юнга, и слушай внимательно! Чем занимаюсь – не твоя забота. Мне от тебя лишь одно нужно. Книги! И хорошие книги, заруби себе на бушприте. А коли попытаешься сунуть длинный бакланий клюв в мои дела, – протяну под килем так, что ни один лоцман с рыбами-собачками не найдёт. Усёк?
Лицо моё, надо полагать, свидетельствовало о понимании услышанного столь красноречиво, что он удовлетворённо кивнул, отпустил меня, цыкнул сквозь зубы табачной жвачкой и удалился прочь.
С тех пор он приходил каждый день. Молча брал книги – а я уж, поверьте, изо всех сил старался, чтобы он получал самые лучшие, свежие и интересные, – забивался в угол и трудился без устали. Стоит ли пояснять, что заинтриговал меня этот страшный пришелец сверх всякой меры? Плотины благоразумия уже не могли сдержать приливную волну мыслей, подозрений и догадок, грозившую выплеснуться на первую – и, по правде говоря, единственную – подходящую жертву.
– …Пират?.. Здесь, у нас?.. Регулярно посещает библиотеку? – Дженни скорчила обеспокоенную гримасу и положила руку мне на лоб. – Странно. Жара нет, а бред есть.
– Ну я ж не на слово прошу мне поверить. Приходи да сама на него полюбуйся. Поглядим, как ты тогда запоёшь, ага.
– Пфф, вот ещё! Делать мне больше… Хотя-я-я… хм… Ладно. Хорошо. Но тогда у меня условие. Я не просто на него посмотрю. Я тебе докажу, что никакой он не пират. А ты после этого поклянёшься окончательно выкинуть из головы всю ту идиотскую чепуху, которой она забита. И больше никогда – никогда, слышишь! – не заикаться о пиратах и пиратстве в моём присутствии. Идёт?
Да уж, ставка была высока. Забыть о флибустьерской романтике?.. Навсегда?.. Отказаться от мечты?.. Но в правоте своей я не сомневался ни на секунду. О, как я был в ней уверен!.. А потому без промедления твёрдо сказал:
– Ну, может, он не совсем пират… Может, он бывший… Или… или… просто знаком с какими-нибудь пиратами… Или что-нибудь о них знает. Слушай, а что если…
– Питер Фаулз. Немедленно. Прекрати. Юлить! – в голосе Дженни лязгал металл. – И хотя бы для разнообразия начни вести себя со мною так, как подобает взрослому восемнадцатилетнему человеку.
Свинцовая тяжесть прожитых годов навалилась мне на плечи, пригнула к земле, вынуждая признать поражение и смириться с неизбежностью.