— Я не знаю, что значит «подыгрывать».
— Ах, какая невинность! — сказал Уиллис. — Слушай, потаскушка, брось ты эти глупости. Не делай вид, что ты только что сошла с парохода. — Он повернулся к Бернсу. — Она живет в этом городе почти год, Пит, и занимается главным образом проституцией.
— Я не проститутка, — возразила пуэрториканка.
— Конечно, она не проститутка. Простите, забыл.
Она работала целый месяц в швейной мастерской.
— Я мастерица, вот я кто. Не проститутка.
— Ладно, ты не проститутка, пусть будет так. Ты спишь с мужчинами за деньги. Это большая разница, согласна? Пусть будет так. Ну, а почему ты перерезала глотку тому парню?
— Какому парню?
— А их было несколько? — спросил Бернс.
— Я никому не резала глотка.
— Да? Кто же? — спросил Уиллис. — Санта Клаус? А куда ты дела бритву? — Он снова повернулся к Бернсу. — На нее натолкнулся патрульный. Но он не смог найти орудия убийства. Наверное, она бросила бритву в сток. Куда ты дела бритву?
— У меня нет бритва. Я никому не резала глотка.
— У тебя все руки в крови! Кому ты хочешь втереть очки?
— Кровь от эти наручники.
— О господи, это дохлый номер! — вздохнул Уиллис.
«Вся беда в том, — думал Мейер Мейер, — что трудно найти подходящие слова. Тон должен быть спокойным, без дешевой мелодрамы и без нажима, иначе могут подумать, что это розыгрыш или творение шизофреника. Это должна быть искренняя просьба о помощи с ноткой отчаяния. Без этого никто мне не поверит и от всего этого не будет никакой пользы. Но если послание будет слишком отчаянным, тоже никто не поверит. Значит, надо быть очень осторожным». Мейер посмотрел на внимательно слушавшую Вирджинию. «Мне надо спешить, — подумал он, — ей может прийти в голову подойти и проверить, что я делаю».
— Ты знаешь, кому перерезала глотку? — спросил Уиллис.
— Ничего не знаю.
— Тогда я открою тебе маленький секрет. Ты когда-нибудь слышала об уличной банде под названием «Арабские рыцари»?
— Нет.
— Это самая большая банда в нашем районе. Главным образом подростки. Кроме вожака банды, которому двадцать пять. Он женат, у него одна дочь. Его зовут Касым. Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Касым?
— Нет.
— В сказке это брат Али-Бабы, в жизни — вожак банды под названием «Арабские рыцари». Его настоящее имя — Хосе Дорена. Знаешь такого?
— Нет.
— Он очень важный человек среди блатных, этот Касым. Вообще-то он дешевка, слабак, но среди уличных банд имеет вес. Есть еще одна банда под названием «Латинская колонна», и члены этой банды вот уже несколько лет сильно не в ладах с «Арабскими рыцарями». Знаешь, какое условие перемирия поставили эти латинос?
— Нет, а какое?
— Отдать им как трофей одежду одного из «Арабских рыцарей» и покончить с Касымом.
— Кому это интересно?
— Должно быть интересно тебе, детка. Парень, которому ты перерезала горло, — это и есть Касым, Хосе Дорена.
Анжелика моргнула.
— Это точно? — спросил Бернс.
— Точно, Пит. Так вот, Анжелика, если Касым умрет, «Латинская колонна» поставит тебе в парке памятник. Но «Арабские рыцари» вряд ли одобрят твой поступок. Это куча злобных подонков, милочка, и им совсем не понравится, что ты порезала их вожака, приведет ли это к его преждевременной кончине или нет.
— Чего?
— Отдаст он концы или нет, все равно ты у них в черном списке, детка.
— Я не знала, кто он.
— Значит, это ты его порезала?
— Да. Но я не знала, кто он.
— Зачем же ты это сделала?
— Он приставал ко мне!
— Как?
— Он начал лапать меня.
— Ах, оставьте! — простонал Уиллис.
— Лапал!
— Да здравствуют непорочные девственницы! — воскликнул Уиллис. — Почему ты порезала его, детка? И на этот раз не рассказывай нам трогательные истории в рамке из сердечек и цветочков. — Он хватал меня за грудь на лестнице. У входа в дом, и люди смотрели. Вот я и порезала его.
Уиллис вздохнул.
Вирджиния Додж, казалось, устала от допроса. Она нервничала, но продолжала неподвижно сидеть за своим столом, держа в руке 38-й калибр. Бутыль с нитроглицерином стояла на столе перед ней.
Надо спешить, подумал Мейер, надо закончить, наконец, и действовать, не допуская ошибок. Если эта дама подойдет ко мне и увидит, чем я занимаюсь, она спустит курок и отстрелит мне полголовы. Сара должна будет сидеть положенные дни траура целую неделю. Во всем доме завесят зеркала и повернут к стене фотографии. Господи, это будет ужасно. Действуй, Мейер. Не стоит умирать в такой теплый день.
— Значит, он хватал тебя за грудь? — спросил Уиллис. — За какую, правую или левую?