Андрей Курпатов
Способы думать. История и общество, дискурс и концепт
Предисловие ко второму изданию
Никогда не думал, что решусь переиздавать эту книгу.
В начале десятых у меня по долгу службы был очень интересный круг общения. На расстоянии вытянутой руки я наблюдал за тем, как ведут себя в приватной обстановке крупные бизнесмены, политики, звёзды кино, телевидения, шоу-бизнеса — все те, кого в тот момент можно было причислить к «элите».
Зрелище было настолько же любопытным, насколько и обескураживающим. Конечно, я смотрел на них глазами психиатра, но не в том смысле, что я пытался всем им поставить диагноз, а просто мне было любопытно, чем и, главное, зачем они живут.
Мы не перестаём вспоминать пирамиду Маслоу, но не многие знают, что свои «исследования» он проводил именно так — просто подглядывая за «элитой» своего времени. В своих работах Абрахам Маслоу пишет, что человек, достигающий славы, успеха, признания, финансового успеха, стремится служить людям — близким, поклонникам, коллегам, гражданам и т. д. Собственно, в этом, по мнению Маслоу, и состоит путь развития нашей личности — самоактуализация себя для счастья других. Путь на вершину пирамиды.
Но мои наблюдения говорили об обратном. И у меня нет другого объяснения, почему так, кроме отсутствия соответствующих внутренних установок в ситуации полностью разрушенных социальных иерархий. Для нас нормально заботиться о младших, но только в том случае, если младшие считают себя таковыми и умеют быть благодарными за такую заботу. Если этого нет, то никакой пирамиды не получится.
Мы любим говорить о свободе, это какой-то новый фетиш — миф, разрушивший социальный порядок. При этом никакой «свободы» не существует в принципе: мы не свободны от собственного мозга, своей культуры, внутренних установок и жизненного опыта, от своих потребностей и желаний, от других людей, от жизненных обстоятельств.
Всё это всегда будет, а если что-то и поменяется, то будет то же самое, только другое — то есть никакой «свободы». Так, может быть, куда честнее признаться себе, что мы всегда несвободны? И раз уж так, то не лучше ли найти способ, как жить в этой несвободе так, чтобы и нам, и окружающим было легче и лучше?
То, как мы живём, зависит от того, что мы говорим. Речь — это в каком-то смысле взятое на себя обязательство, структурирующее и направляющее наши действия. Для того чтобы понять это, необходимо принять во внимание, что речь — это всегда отношение между двумя сторонами. Нет «моей» собственной или «вашей» речи: всякая речь по своей природе — это установление отношений с кем-то другим.
Поэтому процесс самоактуализации — это в значительной степени осознание того, что мы говорим и зачем. Простая вроде бы практика: следить за своей речью, чтобы ощущать себя, понимать, как она соотносится с реальностью, и видеть те возможности, которые есть в этом дискурсе, — о нас для других и у других для нас.
Великий Пьер Адо, у которого Фуко подглядел античный концепт «заботы о себе», считал, что древние писали и читали книги вовсе не с целью передачи знаний, а в качестве, как он говорил, «духовных упражнений». Думаю, что если мы с читателем будем думать так, то эту книгу и в самом деле нужно переиздавать.
По крайней мере, сейчас она выглядит куда более своевременной, чем десять лет назад.
Андрей Курпатов
Сентябрь 2022 года, Санкт-Петербург
Предисловие к первому изданию
Возьмём, для примера, шизофрению. Есть множество способов думать об этом феномене. Вот я, например, врач-психиатр, и я думаю о ней определённым образом. Понятно, что пациент, страдающий шизофренией, думает о ней, мягко говоря, по-другому, а человек, который никогда и никак не сталкивался с данным заболеванием, думает о ней — то есть о шизофрении — вообще как-то иначе. При этом врач любой иной специализации, нежели у меня, — дерматолог, например, или лор — думает о шизофрении ещё как-то (он, скорее всего, посещал лекции в институте, показывали ему больных, экзамен он сдавал по психиатрии — в общем, «какое-то» представление у него должно быть). К тому же психиатры «московской школы» (естьтакие) думают о шизофрении не совсем так, как, например, психиатры «ленинградской» (и такие тоже встречаются). А есть ведь ещё и представители «антипсихиатрии» (в лице Рональда Лэнга, Аарона Эстерсона и ряда других товарищей), для которых шизофрения в некотором роде и вовсе не болезнь.
Но даже околонаучный взгляд антипсихиатров на шизофрению меркнет в сравнении с концепциями глубокоуважаемого священничества. Представьте: начало нулевых, питерские психиатры, руководствуясь, надо полагать, самыми добрыми намерениями, решили провести совместную с представителями Санкт-Петербургской духовной академии конференцию «Психическое здоровье в XXI веке»… Никогда не забуду той звенящей тишины в конференц-зале Александро-Невской лавры, когда проректор Духовной академии, поднявшись на кафедру для доклада, стал объяснять петербургской психиатрической общественности природу шизофрении и алкогольного делирия… «вселением бесов». Это, учитывая профессиональное образование собравшихся, можно было бы счесть смелой шуткой, но когда почтенный иерарх стал рассказывать нам о том, как он этих бесов изгоняет, ситуация и вовсе напомнила мне классический «клинический разбор». Впрочем, психиатры деликатно сделали вид, что ничего не слышали.