Имя: ???
Уровень: ???
Виртуальная табличка над ней точно была, но она явно предназначалась не для моих бедняцких глаз. Табличка глухо скрыта и не доступна для чтения. Во всём этом сквозил какой-то таинственный замысел тёмных сил. Но и тогда я отогнал от себя всякие предрассудки.
- Послушай, Сулейман! – вкрадчиво обратился я к толстяку. Дай слово, что никому не продашь эту плётку, пока я не вернусь?
- Слуший! Откуда знаешь? – удивился, разинув рот, Сулейман. Ведь я не назвал свой имя?
Мои спутники из барака, казалось, удивились моей прозорливости не меньше торговца.
- Правильно! Ты не называл своего имени, но, однако же, я его знаю! Дай слово!
- А ты кто? Ясновидящий?
- Пожалуй так! Поклянись, что никому не продашь эту плётку, прежде чем я за ней вернусь?
- Килянусь! – недобро косясь на меня, ещё больше испугался толстяк.
Получив от торговца плетьми согласие, я некоторое время ещё мялся с ноги на ногу, но, затем, приветственно кивнув старухе, набравшись решительности, окончательно и бесповоротно выступил вперёд.
Глава 10.
Глава 10. Ведьма.
Выступил вперёд. Вернее решительно шагнул в сторону ведьмы.
Сердце при этом в груди забилось чаще, но далеко не от любви, как вы понимаете.
Будь, что будет! Эх! Чему быть, того не миновать!
Я сделал ещё пару шагов и очутился всего в шаге от странноватой особы. Оказался стоящим к ней вплотную.
Надо сказать, что ведьма крепко гипнотизировала взглядом. Становилось жутковато, как будто нечеловеческий взгляд проникал в душу или в её самые укромные уголки, чтобы взбудоражить и смешать разум. Я тут же попытался отвести глаза, чтобы вовсе на неё не смотреть, иначе мог провалиться в эту дымящуюся бездну ужаса и лишиться ума.
Так будет легче, - решил я. Однако сделать это оказалось совсем не просто. Я собрал всю силу воли в кулак.
Переключившись, наконец, вниз, глядя на корзину под ногами, для уверенности громко обратился скорее не к ведьме, а к её корзине.
- Здорово, бабуся! Тебе нужна моя помощь?
- Да, милок! Вот донести надо в мою келью. Капустки! – тут же живо откликнулась старуха скрипучим режущим голосом, напомнившим тупую пилу, и подалась ко мне всем согбенным телом.
Напряженно вслушиваясь в каждое её слово, я еле разобрал ответ, немного попятился от неё. Вернее от её отвратительного крючковатого носа, затем сдержанно кивнул.
Выцветшие глаза старухи блеснули, но продолжали при этом упорно смотреть. Она, в одно время, как будто отворачивалась, высматривая кого-то в толпе, и тут же лезла мне опять в глаза, как ласковая собачонка или котёнок, чтобы его погладили. Тем временем прожигая во мне дыру.
Эта её чёртова привычка вводила меня в смущение и заставляла прятать глаза, чтобы не встречаться взглядом.
- Могу помочь, бабуся! Только я даром помогать не стану. За медяки!
- Заплачу, милок. Сколько попросишь, заплачу. Отнеси только, – поспешила та согласиться, спохватившись и вновь отведя глаза. В этот миг я расслышал её внутриутробный смешок, похожий на урчание дикого злобного зверька, как будто прячущегося за пазухой.
Отступать поздно, я взялся за плетёную ручку корзины и приподнял. Корзинка тяжеленькая. Правда, вторая поменьше, а значит, полегче. Не успел я протянуть другую руку ко второй корзинке с овощами, как старуха, опередив меня, тотчас подхватила её сама, как пушинку. Клюку бабка всё время держала перед собой в вытянутой руке, как жезл.
Признаюсь, я с трудом поднял большую корзину, но покорно, пошатываясь, понёс за ведьмой. На пределе, практически, способностей для переноски тяжестей.
Ведьма торопливо поворотила от лавок и пошла по направлению к воротам базара.
- Ждите! Скоро буду! - крикнул я товарищам, стоящим с открытыми ртами и взмахнул свободной рукой.
Жером и Соловей взмахнули мне вслед, но вяло и растерянно.
Ведьма скорее не шла, а ползла, как черепаха. Согнувшись в три погибели, держа верхнюю часть тощего тела почти параллельно земле, как ныряющий пловец за жемчугом, изогнутая крючком вытянула вперёд голову и худую шею. При этом странно опираясь на кривую клюку, отнимая и приподнимая палку одним движением так, словно это была не клюка, а лёгкое пёрышко, отставляя на время с зависанием руку на сколько позволяла удерживать её худенькая комплекция, вперемешку с природной медлительностью и приставляла обратно, словно проделывала какой-то неведомый цирковой трюк или вычерчивала таинственный иероглиф в воздухе, известный только ей.