— Полагаю, к весне мы соберем войско, достойное моих целей, — пробормотал Оттовио себе под нос, более рассуждая вслух, нежели спрашивая. — Несмотря на все препоны. Если не подведет князь.
— Почтенный Гайот из Унгеранда делает все, что в человеческих силах и даже больше, — сказала Биэль. Она знала, какую услугу в свое время оказал старый горец младшей сестре, фактически сохранив ей красоту и, быть может, жизнь. Замолвить доброе слово за сподвижника требовали понятия о благодарности равных.
— По сути, он воюет против своих же. И успешно, — продолжила она. — При удаче это даст нам еще несколько полков. Они пригодятся.
— Да…
Мысли императора уже двинулись в ином направлении, он махнул рукой без перчатки и перстней — они мешали писать, а Оттовио взял за правило самолично составлять все важные приказы. В свете навалившихся забот и обязанности ежедневно слагать множество писем и посланий, император уже многократно пожалел о таком решении, однако гордость требовала держать марку перед Двором, где ничего нельзя было скрыть.
— Я вас больше не задерживаю.
— Да, Ваше Величество, — маркиза присела неглубоком реверансе.
Оттовио сдвинул несколько грубо сшитых листов, будто желая смахнуть ненавистные бумаги на пол, выложенный каменной плиткой в виде треугольников. Из-под листов показалась карта западной половины Ойкумены, с несколькими пометками, которые чья-то рука сделала прямо на драгоценном папирусе. Биэль, поворачивающаяся к двери, рассеянно — она тоже думала о своем — скользнула взглядом по карте, отметив крупно записанное поверх изображений морских чудищ и дующих ветров:
6 200 пуд сербр на 6 мес войны
5 пуд стмсть 1 месц плав
значит 200
Рядом с подчеркнутым числом темнел значок треугольного паруса, характерного для военных галер. Вартенслебены сами пользовались такими символами на собственных картах. В следующее мгновение женщина узнала почерк и поджала губы в некрасивой, злой гримасе.
Забавно, что император все еще хранит на столе заметки двойного ренегата и дезертира, архипредателя, о котором шепчутся уже за каждым углом, бросая торжествующие, подлые взгляды в спину Биэль Вартенслебен. Что ж, пусть их. Как говорит отец… Биэль против воли, скорее машинально присмотрелась к другим знакам, среди которых выделялся маленький огонек из трех язычков пламени и обмерла.
Все вышеописанное происходило на самом деле очень быстро, уместившись едва ли в пару сердечных ударов. Но так бывает, что великие события — пусть даже для одного-двух человек — могут случаться быстрее молнии. Оттовио не успел как следует удивиться, когда маркиза вдруг шагнула к столу и бесцеремонно схватила карту, обрушив сразу несколько стопок иных бумаг. Император недоуменно приподнял бровь, а Биэль поднесла к глазам медово-коричневый папирус, всматриваясь, как полуслепая. На лице женщины промелькнули, словно в калейдоскопе, выражения безмерного удивления, радости, а затем всепоглощающего страха.
— Он… — Биэль выронила карту и посмотрела на повелителя с не наигранным ужасом, как обычная мещанка. — Куда ты… вы… его отправили⁈
Теперь вверх поползли обе императорские брови. Оттовио удивился бы меньше, заговори с ним деревянное изваяние в церкви. Случившееся было попросту невозможно… и все же вот она, маркиза Вартенслебен, олицетворение сдержанного стиля, которая враз потеряла весь лоск, непробиваемую броню аристократической выдержки. Впрочем, длилось это считанные мгновения. Женщина выпрямилась, расправила плечи, будто накинула плащ безграничного хладнокровия и гордости.
— Позволю себе полюбопытствовать, — с преувеличенной, едва ли не карикатурной церемонностью спросила она. — Не отправился ли уважаемый Курцио аусф Монвузен совершать диверсию против галерной армады Острова? Во главе особой флотилии с брандерами. Полагаю, Ваше Величество направило его с подобным поручением?