– Да, принято.
– Прекрасно.
– Прекрасно? Да, когда они работают, а когда они простаивают, что делать?
– Конечно, это ведет к задержкам, но я не думаю, что это продлится больше пары недель или около того; больше страна не выдержит.
– Ты будешь удивлен, мой мальчик, выдержкой страны. И ты будешь удивлен выдержкой этих чертовых шахтеров ради достижения честной сделки. Запомни, я не за них. – Он вонзил палец в грудь сына. – Но я и не против них, ведь Богу известно, что лишь голодные и безумцы еще спускаются в шахту!
– Некоторым это нравится.
– Что?
– Я говорю, некоторые любят работать в шахте. Это их образ жизни. Ты же знаешь.
– Полнейшая чепуха! Они спускаются в шахту, поскольку не имеют иного способа заработать на хлеб. Во всяком случае, когда ты перекусишь, сходи и поболтай с Джорди. Рабочих ты не увидишь, они к тому времени, скорее всего, уйдут, но постарайся узнать, чего хотят Бэрри Смит и Билл Джеймс, потому что именно эти паршивцы- красные русские и заводилы, если не ошибаюсь. Их нужно было выгнать еще несколько лет назад.
Джо постоял несколько секунд, глядя на отца, который смотрел теперь на лежащие на коленях ладони шишковатых рук. Молодой человек тихо спросил:
– А ты чем занимался, пока меня не было? Корабль закончил?
– Корабль? – Майк покачал головой. – Я кое-как забирался в этот стеклянный дом, – при этом он резко кивнул головой в сторону крутой лестницы, поднимавшейся вверх в конце комнаты, – смотрел вокруг себя и размышлял. – Он медленно кивнул, глядя Джо в глаза и повторил:
– Да, размышлял.
– Позволь спросить, о чем?
– О тебе.
– Обо мне?
– Да. О тебе, твоей женитьбе, твоем будущем. Вот посмотри на меня.
– Я смотрю.
– Я имею в виду, посмотри на меня и мою жизнь: чего я достиг? Где в итоге оказался? Пятьдесят лет. Я должен был быть в расцвете сил, а вот сижу здесь, в плену артрита.
– Тебя могут вылечить. – Голос Джо звучал тихо. – Я говорил тебе, есть курорты с минеральными источниками, есть места…
– И я говорил тебе, мальчик, к черту эти курорты, не хочу сидеть, свесив брюхо на штаны, и отражаться в брюхах десятков других вокруг меня, чтобы сестры, и притом молодые, смотрели на тебя как на выжившего из ума старика! Нет, это не для меня. Я смирился с тем, что имею. Как сказал Грэхем, я сам себе злейший враг, так как избрал медленную смерть. Последнее время он говорит о том, чтобы вставить мне в бедра металлические штифты. Кстати, мы так и не поговорили об интересующей нас персоне. Где она?
– Она принимает ванну и пьет чай. Она просила передать тебе, что очень скоро будет здесь.
– О, я заинтригован.
– Отец!
– Ладно, ладно, я не выйду за пределы допустимого. Обещаю, что самое большее, что она от меня услышит, это слово «проклятый».
– Тебе она нравится?
– Еще не знаю, мальчик. Я видел ее всего ничего, и мне трудно ответить на этот вопрос. Ты повстречался с ней три месяца тому назад во время той поездки в Лондон, куда ты направился по вопросу о бакелитах для этого заказа. Затем она один раз приезжала сюда на уик-энд, и в этот раз я дважды разговаривал с ней; нет, нет, вру – три раза. А что делаешь ты? Обрушиваешь на меня новость, что вы собираетесь пожениться по особому разрешению в Лондоне и провести медовый месяц во время твоего отпуска. А теперь ты спрашиваешь, нравится ли она мне… А тебе она нравится?
– Что! – Это слово потонуло в смехе.
– То, что я сказал: тебе она нравится?
– О, отец, не глупи. Зачем задавать такой дурацкий вопрос?
– Это не дурацкий вопрос! И ты не дурак и прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Между «нравиться» и «любить» существует огромная разница. Да, ты любишь ее, в этом я не сомневаюсь. Она запала тебе в душу, я это сразу заметил. Но теперь ты должен задать себе вопрос: тебе она нравится? Позволь сказать, мальчик, нравиться в супружестве гораздо важнее, чем любить, и скоро ты поймешь это. Но, – он тяжело вздохнул, – о чем это все я, черт возьми. В данный момент нам следует сосредоточить внимание не на таких вопросах, как «нравиться» и «любить», а на том, как заставить цеха работать, если они начнут переманивать на свою сторону наших парней. Так что давай отправляйся на встречу с Джорди.
Джо повернулся и направился к двери, сказав со смехом:
– Хорошо, я иду прямо сейчас, но ты позаботься о моей жене.
Молодой человек открыл дверь и уже сделал шаг на лестничную площадку, как отец вновь заговорил, на этот раз нежно:
– Джо.
– Да?
– Не совершай тех же ошибок, что и я, мой мальчик. Что бы ни случилось, не делай этого.
Несколько секунд они смотрели друг на друга через разделявшее их пространство, а потом Джо закрыл дверь и прошел к началу чердачной лестницы. Прежде чем спуститься, он постоял, склонив голову и прикусив губу, смотря вниз. «Не совершай тех же ошибок, которые совершил я», – сказал отец. Боже мой, конечно нет! Он не сделает этого. Что бы ни случилось, не сделает.
2
– Прекрасно, дорогой, но обещай мне, обещай твердо, что возьмешь меня завтра вечером в Ньюкасл на шоу и, возможно, на танцы. Да, давай танцевать! – Элли протянула руку через обеденный стол и схватила его за руку.
– Прекрасно, обещаю, шоу или танцы, а возможно, то и другое, если будешь хорошо вести себя сегодня вечером, проявлять такт и не задирать нос, что бы ни увидела и ни услышала.
– Как будто я могла бы иначе.
– Да, как будто могла. Тогда договорились. Я подвергну тебя испытанию: мы заедем к Дэну Игану, прежде чем идти на митинг.
– К тому, кто безостановочно говорит, к тестю Брукса?
– К тестю Дэвида. – Он поднял вверх палец, как бы осуждая ее.
– О, Джо! – Теперь она качала головой, глядя на него. – Не могу привыкнуть называть слуг по именам. И еще кое-что – нужно что-то сделать с Эллой. – Она нагнулась к нему и зашептала: – Ее нельзя называть Эллой, раз ты настаиваешь на том, чтобы звать меня Элли. Вот и сегодня утром, когда ты кричал мне через холл, она выбежала из кухни. Говорю тебе, так не пойдет: она должна откликаться на что-то совершенно иное, например Энни или Джейн.
– Тогда скажи ей об этом сама. – Он отрезал кусочек «стилтона», положил его на печенье, затем, откусив, добавил: – Но заранее предвижу ее реакцию: «Ой мама, что?! Поменять мне имя? Меня всегда звали Эллой. Зачем мне его менять? Нет, нет, для чего это?»
– Она не осмелится.
Джо перестал жевать и взглянул на жену. Его выражение лица было теперь искренним, а не натужным, и добродушия больше не было в его голосе, когда он сказал:
– Она осмелится, Элли; эти люди – личности.
– Они слуги.
– Да, возможно, как и все мы в той или иной мере являемся слугами, но они не готовы кланяться и раболепствовать, к чему привыкла ты, я предупреждал тебя, я говорил.
Протянув руку к подносу, на котором лежали сыры, Элли отломила кусочек «чешира» и почти бросила его себе на тарелку.
– Мне кажется, что, если ты платишь людям, нужно заставить их соответствовать общепринятым стандартам, – сказала она.
– Но это не Лондон и не Хантингтон, это – северо-восток Англии.
– Да, да, я понимаю. – Теперь Элли энергично кивала головой. – Ты так часто говоришь мне об этом на этой неделе, что я в этом теперь не сомневаюсь. Да, это точно северо-восток Англии, и он больше походит на заграницу, чем какая-нибудь другая страна; они даже говорят на другом языке.
Теперь Джо смеялся, нагнув голову и зажав в кулак подбородок. Кивнув, он сказал:
– В этом ты права, но если ты приложишь усилия к его изучению, то быстро им овладеешь; они с радостью помогут тебе в этом, все до одного.
– Не ехидничай.
Его голова поднялась, улыбка вновь сошла с его лица, и он несколько секунд смотрел на жену, после чего пробормотал:
– Пора идти; если, конечно, ты по-прежнему идешь со мной.
Элли смотрела на него немигающим взглядом.
– Да, я иду с тобой… минутку, – сказала она и позвонила в маленький колокольчик, лежавший на столе рядом с ней.