Генрих Чепукайтис
СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ
Как победить в блице
Легендарный питерский шахматист Генрих Чепукайтис, «заслуженный рецидивист блица», многократный чемпион Ленинграда-Петербурга и Москвы по молниеносной игре, вставал в турнирной таблице подчас выше М. Таля, В. Корчного и Т. Петросяна.
Будучи одним из сильнейших блицоров мира, Генрих Михайлович свою главную идею в шахматах выразил одной фразой: «Хорошо играть совсем не обязательно, надо, чтобы партнер играл плохо!».
Вы узнаете, что надо делать на висячих флажках, как сбить соперника с толку, загнать его в цейтнот и заставить ошибаться.
Предваряет повествование замечательный очерк гроссмейстера и литератора Г. Сосонко «Чип», полная версия которого публикуется впервые.
Новое издание книги существенно переработано и дополнено.
Особенно эта книга будет интересна желающим усилить свою игру в «пятиминутках».
ЧИП
(Генна Сосонко)
Чемпионат Ленинграда по блицу в 1958 году выиграл Виктор Корчной. Второе место разделили Борис Спасский, Марк Тайманов и перворазрядник, победивший в личных встречах всех гроссмейстеров. Это был Генрих Чепукайтис.
Он родился в 1935 году в Ленинграде. Война, блокада, эвакуация. В шахматы Чепукайтис начал играть в четырнадцать лет. Ходы он уже знал, но когда зимой сорок девятого голодного года уличного мальчишку привели в отделение милиции, сопротивления практиканту, студенту юридического института Борису Владимирову он оказать не смог. Будущий международный мастер давал ему тогда фору весь ферзевый фланг.
Хотя Чепукайтис и говорил, что в молодые годы во время армейской службы занимался в Баку у Владимира Макогонова, а, возвратившись в Ленинград, посещал занятия Фурмана и Борисенко, учителем его стала практика.
Он признавался: «Мне было скучно овладевать всеми премудростями, скоро я оставил эти занятия, классического шахматного образования так и не получил, моим единственным и великим тренером стал блиц, и рука сама научилась в считанные секунды находить правильные поля для фигур».
Блиц! Он стал его страстью. За бесчисленными партиями блиц Чепукайтис проводил дни, недели и месяцы, и, хотя в турнирах успехи его были много скромнее, в блице ему было мало равных.
Впервые он стал чемпионом Ленинграда по блицу в 1965 году, опередив многих титулованных шахматистов. Формально Чепукайтис не был тогда даже мастером: хотя он и выполнил к тому времени мастерский норматив, квалификационная комиссия после просмотра партий решила звания пока не присваивать: сыроват, пусть еще поиграет.
На следующий год Чепукайтис решил сыграть в чемпионате Москвы по блицу, но в финал первенства его не пустили. Это значило: приезд в столицу ночным поездом, выигрыш полуфинала, ночевка на вокзальной скамье и на следующий день — блистательная победа впереди многих известных мастеров и гроссмейстеров!
В те годы он неоднократно и с успехом участвует в московских чемпионатах, с особой гордостью вспоминая тот, в котором не принял участие Тигран Петросян. Вето было наложено женой Петросяна Роной: «Ты чемпион мира. Кто тебя похвалит, если ты выиграешь? А если проиграешь? Хорошо еще, если победит Бронштейн, Таль или Корчной, ну а если Чепукайтис?» Итоги того чемпионата Москвы: первое место — Таль, второе — Чепукайтис, третье — Корчной.
Но главным и любимым полем сражения для него оставался Чигоринский клуб его родного города. Он играл в чемпионатах Ленинграда, потом Петербурга по блицу 47 раз. Сорок семь! Шесть раз побеждал в них, в последний раз в 2002 году, когда ему было уже далеко за шестьдесят.
Если случалось, не выходил в финал, то получал персональное приглашение, потому что чемпионат по блицу без Чепукайтиса был немыслим, как футбол в городе без «Зенита». Зрители в этот день стояли на столах и подоконниках Клуба, и не только потому, что в турнире принимали участие прославленные гроссмейстеры: играл Генрих Чепукайтис, который был в состоянии победить — и побеждал! — этих самых гроссмейстеров — Корчного и Спасского, Таля и Тайманова.
Для него самого этот день был праздником, его личным праздником, и он появлялся в клубе гладко выбритым, в белоснежной рубашке и при галстуке. На спортивных страницах старых подшивок «Вечернего Ленинграда» можно найти еще фотографии легендарного блицора и статьи об этих чемпионатах под привычной шапкой «Опять Чепукайтис!»
В этот вечер в клубе можно было увидеть и его коллег — работяг семьдесят девятого прессовочного цеха оптико-механического завода, где он проработал всю жизнь. И неважно было, что они едва только знали ходы шахматных фигур, предпочитая «забивать козла» в обеденный перерыв; пропустить такое зрелище они не могли: их Чип шел громить гроссмейстеров!
Чип. Так его называли все, и хотя в последние годы для кого-то он стал Генрихом, а для молодых и Генрихом Михайловичем, между собой все звали его Чипом.
За его первую победу в чемпионате города Чепукайтису вручили приз — телевизор. Этот телевизор, как и все телевизоры и фотоаппараты, полученные им, неизбежно оказывались на прилавке комиссионных магазинов. Равно как и кинокамера, врученная за победу в том памятном московском чемпионате. «Надо обмыть такое дело с ребятами в цехе», — сказал тогда Чепукайтис.
Чип не был профессиональным шахматистом. Всю жизнь до выхода на пенсию он проработал электросварщиком: спецовка, защитный щиток от снопа разлетающихся искр, все как полагается. Знавшие его в таком качестве утверждали, что он был сварщиком высокой квалификации.
Он вставал в пять, если вообще ложился, чтобы поспеть к заводской проходной, и можно было только удивляться, как он выдерживает такой ритм жизни: все вечера, а очень часто и ночи были отданы игре.
Игра! Это было то, чем он жил. Он играл всюду: в Чигоринском клубе, в клубах различных Дворцов и Домов Культуры, летом — на Кировских островах, в парках, в Саду отдыха. Вокруг его партий всегда толпились болельщики и почитатели; он любил играть на публике, любил, пока соперник задумывался над ходом, перекинуться с кем-нибудь словцом или, не торопясь, размять очередную папиросу, не обращая внимания на повисший грозно флажок.
Орудие работы — деревянные шахматные часы — он нередко носил с собой в сумке. В пулеметном перестуке часов последний выстрел всегда оставался за ним. Случалось, что часы не выдерживали такой сумасшедшей пальбы, и кнопка вылетала из тела механизма. Бывало — от неосторожного движения часы сдвигались с места, как ворота в хоккее, фигуры и пешки падали на доску, и вместо атакующей позиции на доске оказывалась груда хаотично валяющихся деревяшек.
Хорошо вижу его в то время: невысокого роста, с короткими мускулистыми руками, маленькие глазки, веселый с хитрецой взгляд, черные, всклокоченные, слегка вьющиеся, с ранней сединой волосы, ямочка на небритом подбородке. Вид почти всегда усталый, помятый. Стираная рубашка, темный, видавший виды пиджачок. Его мало кто принимал всерьез: в самой фамилии его было что-то чепуховское, легкомысленное, несерьезное, как и шахматы, в которые он играл.
Он мог плутовать во время игры, но делал это весело и беззлобно. Один из его приемов: в мертво-ничейным эндшпиле с разноцветными слонами неожиданно «перейти» в одноцвет.
«Здесь ни в коем случае нельзя спешить, — объяснял Чип свою стратегию, — „поменяв“ цвет слона, надо сделать им десяток-другой бессмысленных ходов, для того чтобы соперник не заметил столь резкой перемены обстановки на доске. И только „приучив“ партнера к новому положению дел, надо перейти к решительным действиям». Если ошарашенный соперник, потеряв все пешки, сдавался в недоумении и, восстанавливая ход событий, говорил: «Погоди, погоди, но ведь сначала…», — Чип, поупиравшись для вида, весело соглашался и расставлял фигуры для новой партии.
Формул для игры блиц было немало: классические пятиминутки, трех- и даже одноминутки, немало было и самых различных фор. Чаще всего он играл минута на пять. Не раз я бывал свидетелем, как он играл с такой форой с кандидатами в мастера, причем нередко те требовали, чтобы минута на часах Чипа ставилась не на глазок, а шестьдесят секунд замерялись строго по секундомеру — электронных часов тогда, разумеется, не было и в помине.