– Документы для заявления о пропаже уже поданы, – терпеливо ответила женщина на другом конце провода. – Больше мне сказать нечего. Я понимаю ваше беспокойство, но офицер свяжется с вами при первой же возможности. Если вы узнаете еще что-то, пожалуйста, держите меня в курсе.
Я видела, как мама сжала кулак. И стиснула зубы.
– Она никогда так не делала. Никогда. Сегодня мы должны были ехать в университет. Она поступила совсем недавно. Я уверена, что-то случилось.
На другом конце телефона повисла короткая пауза.
– Я понимаю. Офицер скоро свяжется с вами, сегодня вам кто-нибудь перезвонит. Сегодня утром.
Руки мамы дрожали, когда она закончила разговор, а затем набрала номер моего отца.
Мои родители разошлись, когда я училась в пятом классе. Отец переехал в Орегон к своей девушке, Сэнди. После этого я видела его примерно два раза в год. Мы были не особо близки. И все же, когда он сразу же ответил на звонок, чувства радости и грусти были настолько сильны, что у меня практически закружилась голова.
– Мариса? Полиция ищет ее? Она вернулась домой? – спросил он до того, как мама начала говорить.
Лампочка над кухонным столом быстро замигала, на что мама подняла голову и нахмурилась. Она повернула выключатель и встала, чтобы вылить кофе в раковину в полумраке кухни.
– Они почти ничего не делают, – ее голос дрогнул. – Я собираюсь зайти к ней на работу, кофейня открывается в шесть. Вчера вечером мне не удалось ни с кем связаться.
Мой отец тихо выругался, затем прочистил горло и сказал:
– У меня самолет в десять. К полудню должен быть на месте. Мари, мы найдем ее, обязательно найдем. Тебе удалось попасть в ее ноутбук? Посмотри, может, она стала сомневаться, стоит ли идти в университет или еще что.
Я слышала в его голосе отчаяние. Надежду, что, возможно, случившемуся можно найти какое-то простое объяснение. Что, даже поведя себя так безответственно, я где-то в безопасности.
Они оба хорошо меня знали. Я всегда приходила домой.
Мама покачала головой.
– У меня не получается. Не могу выяснить, какой у нее пароль.
– Не переживай, там ничего нет, – сказала я. Но даже пока произносила эти слова, она уже схватила листок бумаги, чтобы записать «1025» и «Микки». Микки – так звали таксу, которую мы завели, когда мне было пять. А 1025 – это ПИН-код, который я выбрала для совместного с мамой банковского счета, когда училась в начальной школе. Мой настоящий пароль состоял из комбинации букв и цифр, которую я придумала, слушая припев песни Бритни Спирс. Родители никогда не догадались бы о таком варианте.
Положив трубку, мама села за кухонный стол и уставилась на свой телефон. Я тоже сидела и смотрела, ожидая, что он зазвонит.
Не похоже, что прояснение обстоятельств случившегося помогло бы мне вернуться.
Просто я хотела, чтобы меня нашли, так же отчаянно, как этого хотела мама.
И мечтала, чтобы полиция выследила Джеймса.
– Спроси Кена о любителе горячего шоколада. Его зовут Джеймс. – Я понимала, что она меня не слышит, но не могла молчать. Я точно знала, что никто не видел, как я садилась в машину к Джеймсу, однако все лето он по меньшей мере три или четыре раза в неделю заходил в кофейню.
«Кен считал его милым. Он хотел, чтобы ты пригласила его на свидание», – напомнила я себе, когда отчаяние навалилось на меня в темной кухне, словно свинцовое одеяло.
Глаза мамы медленно наполнялись слезами. Я решила, что мы с ней оказались под одним и тем же одеялом.
На парковку «Дейли Гринд» мы въехали ровно в 5:58.
Я сидела на сплющенной обертке от сэндвича, которая пролежала на сиденье не меньше месяца. Пока мама вела машину, по радио заиграла песня в стиле кантри, в которой пели о семье и Боге, и мама снова заплакала. А когда она припарковала машину и вытерла глаза рукавом толстовки, я вдруг поняла, что преследую ее.
На тротуарах и дорогах почти не было людей. Один одинокий бегун. Кто-то стоял в тусклом свете уличного фонаря перед магазином печенья напротив торгового центра. Темная фигура, перебегающая перекресток возле автобусной остановки. Я гадала, живы ли они? Или теперь, став мертвецом, я могла видеть и других умерших. Все ли превращаются в призраков, когда умирают, или я аномалия? Суждено ли мне было через некоторое время исчезнуть? Был ли у меня выбор? Или такова была моя личная вечность? Место между адом и раем или же сам ад? Что произойдет, когда они поймают Джеймса? А что будет, если не поймают? Оставалась ли я здесь потому, что у меня были незавершенные дела?
Я отогнала эти мысли и сосредоточилась на необходимости следовать за мамой к входной двери.