— Минутку! — в этом месте допроса Фидинеев уточнил: — Как подменили? Ликвидировали?
— Зачем нам лишняя мокруха, начальник?! — возмутился Шарапов. — Газовый баллончик, изъятие документов, затем насильное алкогольное опьянение, канава — и гуляй, рванина, от рубля и выше.
— Документы подделывали?
— На копировальной японской технике можно шлепать и доллары с рублями.
— А баллончик такой? — Фидинеев вынул из стола желтый баллончик, добытый отцом убитого.
— Так вы все же ухватили след?! — удивился Шарапов. — Именно этот…
В итоге проделанных манипуляций в кабине рядом с Добромиром Рачевым оказался «охранник» Марафон, вооруженный пистолетом. В сопровождении красных «Жигулей» они спокойно прошли Беларусь, вместе пообедали в кафе, прониклись друг к другу полным доверием, затем без всяких помех и очень быстро проскочили смоленский «тамбур». Отсюда «Жигули» ушли вперед, чтобы подготовить главную часть операции — перегрузить в условленном месте содержимое фуры на грузовики и… Здесь Шарапов отказался что-либо сообщить. Именно перед Вязьмой Марафон должен был баллончиком вырубить водителя, затем, отъехав в сторонку, пристрелить…
— Что вы собирались делать с Марафоном? — спросил Фидинеев.
— Мы следов не оставляем, — туманно проговорил Шарапов.
Майор покачал укоризненно головой и машинально произнес некогда расхожую фразу:
— Так не поступают советские люди…
— Так поступают нынешние люди, — парировал Шарапов. — Но этот козел обвел нас вокруг пальца. Ничего, встретимся в зоне, а зона у нас теперь одна — российская.
Шарапов подробно описал приметы Марафона и на этом умолк. Здесь уместно сказать — навсегда! За прошлые преступления (те, что удалось выявить) ему дали по полной катушке — пятнадцать лет. Потом по новым открывшимся обстоятельствам Шарапову назначат доследование и по совокупности преступлений приговорят к исключительной мере наказания.
Оставалось найти Марафона, то бишь Воеводина Кирилла Дмитриевича.
Было ясно, что Шарапов от отца Марафона добивался хоть каких-то сведений о местонахождении его сына. Московский сыщик капитан Шелегеда без особого труда обнаружил в архивах уголовное дело на этого человека: 1955 года рождения, образование среднее, последнее место работы — водитель грузовой машины автобазы МВД СССР. В нем значилось, что в 1980 году он при содействии своего дружка Кухарчука убил двух мужчин. В первом случае мотивы убийства оказались не до конца ясны, во втором — пытался завладеть машиной. Спустя два года Кухарчук якобы явился с повинной: суд приговорил Воеводина к расстрелу, Кухарчука — к 15 годам лишения свободы. Но благодаря неутомимым ходатайствам отца-фронтовика Марафону смертную казнь заменили 15 годами. Отбыв половину срока, Воеводин вышел на поселение и вскоре совершил побег. Далее — история с болгарским водителем.
Среди долагерного окружения Воеводина в поле зрения Шелегеды попала некая Лидия Канатчикова, которую Марафон перехватил у Кухарчука. Вскоре после суда она срочно обменяла свою московскую квартиру на квартиру в Вязьме.
Шелегеда тут же связался с майором Фидинеевым.
Лидия Канатчикова
Грибное лето в Вязьме началось как-то неожиданно и бурно. И сразу с благородных — белых, подберезовиков, подосиновиков. На чернушки уж никто и не смотрел, а такая мелкота, как сыроежки, буквально облепила своими розовыми с просинью шляпками парки и скверы города — вплоть до обочин центральных улиц. Потом обвально пошли опята, в поисках жизненного пространства они лезли почти до самых верхушек старых деревьев — впору надевать на ноги «кошки». Возле магазинов, что напротив площади Ефремова, нельзя было пройти, чтобы ненароком не задеть многочисленные ведра с коричневыми ноздреватыми шляпками грибов.
Деревенские жители грибной урожай вываливали на продажу вдоль всей автодороги Москва — Минск. Так что Вяземскими грибками лакомились и в странах Балтии, Москве, возможно, где-нибудь в Польше или Германии. А возле коровьих ферм хватало и шампиньонов, но это — для гурманов. Проезжающие французы искали именно этот гриб.
Майор Фидинеев от всей этой грибной вакханалии просто шалел, считал дни до отпуска и лишь иногда выкраивал пару предрассветных часов, чтобы смотаться на своем «Запорожце» в ближайший лес.
А тут на голову свалилась Лида Канатчикова. Ее адрес майор без труда нашел, она жила в микрорайоне по улице Полины Осипенко. За Канатчиковой установили круглосуточное наблюдение, что не так просто осуществить в условиях Вязьмы. Кое-кто настаивал на засаде, но это представлялось Фидинееву бессмысленной тратой времени — Марафон мог после угона фуры вообще никогда больше не появиться у своей любовницы. Как ни крути, а предстояло выходить на прямой контакт. Из машины майор не один раз наблюдал за этой внешне привлекательной, модно одетой женщиной. Что-то в ней угадывалось неместное — какой-то еле уловимый московский шарм. Она была коренной москвичкой, выросла в интеллигентной семье, только остается догадываться, какой злой рок свел ее с Кухарчуком, а потом с Воеводиным-Марафоном. Впрочем, и это удалось выяснить: с Кухарчуком она училась в одной школе.
С ней почти всегда находилась девочка семи-восьми лет — дочка, об отце которой не мог знать даже самый прожженный сыщик… Канатчикова работала в одном акционерном обществе главным бухгалтером, получала хорошие деньги, имела валютный счет в банке. Что еще? Ни с кем не дружила, гостей не принимала, вела предельно замкнутый образ жизни. Но ведь именно у нее некоторое время проживал беглый преступник Марафон…
Как потом выяснилось, так называемая контрразведка подпольного синдиката по производству взрывных устройств выходила на бывшую жену Марафона, на всех его предполагаемых подруг, но до Канатчиковой не добралась. Слава Богу, что и Шарапов не дотянулся до Лидии.
Как бы там ни было, а однажды Фидинеев надел свой лучший костюм, критически оглядел себя в зеркале, попросил у жены каплю французских духов, чем вызвал у нее язвительную реплику: «Господи, в какие это времена ты на свидание с женщиной так тщательно собирался? Молодая? Красивая?» — «Так точно. К тому же одинокая». — «Ну-ну, кому ты нужен со своей деревенской физиономией?» — «Помолчи, почти вся Москва состоит из бывших деревенских».
Заметив, однако, озабоченный вид жены, успокоил: «Ну чего ты? Это же работа. Должен я соответствовать собеседнице или нет?» — «Должен, должен. А вот пистолет твой оттягивает пиджак вкривь. Э-эх, к женщине с пистолетом». — «Это, мать, устав велит, век бы его не видать»…
Слегка волнуясь, майор подождал, когда Канатчикова войдет в свой подъезд, почти одновременно поднялся с ней на третий этаж и возле двери квартиры предъявил свое удостоверение — ему важно было увидеть квартиру женщины в тот момент, когда она вместе с ним входит в нее.
Канатчикова побледнела, прижала к себе дочку, но дверь отперла и пропустила вперед майора: «Прошу».
Он попросил показать квартиру, сославшись на то, что никогда в этом микрорайоне не был. Обстановка была приличная, но стандартная: пара ковров, полированная стенка, полки с книгами, мягкий уголок, пианино, телевизор… Стоп! Телевизор был «шарповской» выделки, точно такой, какой видел Фидинеев в местной службе контрразведки.
— Лида, давайте начнем разговор с обыкновенной отвертки. Наверняка в вашей швейной машинке есть тонкая отвертка. Дайте мне ее, пожалуйста.
Получив отвертку, майор развернул телевизор, вскрыл заднюю стенку, еще некоторое время повозился там и вынул прибор, напоминающий что-то среднее между портсигаром и электробритвой.
— Это приспособление к смертоносным штучкам, — сказал майор, — Воеводин даже не догадывался о них, угоняя фуру.
Разговор сразу вошел в нужное русло. Канатчикова откровенно рассказала обо всем.