— Зачем?
— Говорят, что если пить из одного стакана, то можно прочитать мысли друг друга. Не боишься?
Иван торопливо подвинул свой бокал. Нет, он не только не боялся, что она прочтёт его мысли, он даже хотел этого. Пусть она узнает, что он думает о ней: она самая красивая, самая умная, самая добрая, он любит её и хотел бы быть всегда с нею рядом, вот так, как сейчас.
Ирина маленькими глотками медленно потягивала вино и лукаво посматривала на Ивана.
— А ты что не пьёшь? — шёпотом спросила она. — Не хочешь узнать, что я думаю?
— Боюсь.
— Чего?
У Ивана в голове всё шумело и кружилось, но не от вина, а от близости Ирины, от ощущения необычного счастья. И он осмелился шепнуть ей:
— А вдруг узнаю, что ты меня не любишь!
— Глупый, — ласково шепнула она, положила свою руку на его и наклонилась к нему, но тут же отстранилась. — Смотрят на нас.
— Иван, чувствуя, что предательская краска снова заливает его щёки, склонился над тарелкой. Усилием воли заставил себя прислушаться к беседе, ведущейся за столом.
— Хорошая у вас квартира, — сказал кто-то из девчат.
— Да, да, — согласно закивала Лидина мать. — Теперь таких не строят. Видите, какие высокие потолки! И метраж. Четыре комнаты — семьдесят с лишним квадратных метров.
— Так вам, вероятно, приходится за излишек жилплощади платить? — деловито осведомился Серёжка Абросимов.
— Ах нет, что вы! Ведь Степан Александрович имеет право на дополнительную жилплощадь.
— А Степан Александрович — это кто? — недоуменно переспросил Серёжка.
— Как кто? Мой муж.
Она сказала это с такой гордостью, что ребята переглянулись. Очевидно, авторитет хозяина дома был настолько высок в семье, что даже заглазно жена называла своего мужа по имени-отчеству.
— Впрочем, нам, старикам, многого не нужно. Это всё для Лидуши. Вот выйдет замуж, две комнаты ей с мужем, и нам со Степаном Александровичем двух вполне хватит.
— Мотай, Тюлень, на ус, — коротко хохотнул Сергей, но Толька ответил ему коротким, злым взглядом.
— Мы своё уж отживаем, — продолжала Лидина мать, — теперь больше для дочерей живём. Старшая, слава богу, хорошо пристроена, теперь вся забота о Лидуше.
— По случаю такому не худо и выпить, — вступил в разговор молчавший до этого муж старшей сестры. — Молодой человек, — обратился он к Тольке, — передайте мне, пожалуйста, бутылку шампанского!
Тот поспешно схватился за бутылку, задел свой фужер. Фужер упал, ударившись о край тарелки, ножка со звоном отлетела. Мать недовольно поджала губы.
— Тюлень несчастный, — негромко прошипела Лида. — Ведь хрусталь…
— Ничего, ничего, Лидуша, — остановила её мать. — Посуда бьётся к счастью.
Толька сидел красный, уставившись в тарелку, и готов был провалиться сквозь землю от смущения. Мать Лиды, убрала осколки и поставила перед ним новый бокал — он даже и не взглянул. Все испытывали чувство неловкости.
Между тем Николай взял бутылку шампанского и разлил вино по бокалам.
— Ну что ж, молодые люди, — произнёс он, — причина та же! За здоровье именинницы и её уважаемых родителей!
Все оживленно зашумели и не потому, что хотели выпить, а чтобы быстрее позабыть неприятную историю с разбитым фужером.
Со своего места поднялась Лидина сестра. Она постучала ножом по бутылке:
— Тише!
Дождавшись, когда за столом все смолкли, она подняла бокал. Иван взглянул на неё и поразился: на коротких, толстоватых пальцах были нанизаны четыре или пять золотых колец и перстней.
«И куда ей столько? — неприязненно подумал он. — Деньги, что ли, некуда девать?»
— Дорогая Лидуша! Мы с Николаем, — Лариса коротко кивнула в сторону своего мужа, — сердечно поздравляем тебя с днем рождения, желаем тебе большого-большого счастья, и в подарок преподносим вот это!
Она поставила бокал, взяла со стола небольшую коробочку, раскрыла её и подняла над головой, поворачивая из стороны в сторону, чтобы все могли рассмотреть. В электрическом свете ярко сверкнули две фиолетовые капли.
— Серёжки! Золотые! — ахнули девчата.
Лида порывисто вскочила с места, подбежала к сестре и пылко поцеловала её в щёку. Та, довольно улыбаясь, снисходительно приняла её благодарность. Лида вынула серёжки из коробки, приложила к ушам.
— Идут! — одобрила мать.
— Покажи, Лида, — попросил кто-то из девчат.
Лида уложила серёжки в коробку и пустила по рукам вокруг стола. Девчата восхищённо перешёптывались, мальчишки смотрели довольно равнодушно. Когда коробочка дошла до Женьки Курочкина, тот, прищурившись, взглянул, потом повернул к свету и снова посмотрел.