— Да, само собой.
— Так за стаканом виски они обсуждают, что интересного на черном рынке, заключают сделки и так далее. Но иногда бывает так, что кто-то хочет у кого-то купить какую-нибудь, скажем, очень редкую статуэтку, но ее владелец не желает ее продавать или заламывает цену слишком. Какой тогда из этого выход?
— Зайти «в гости» к владельцу статуэтки и тупо ее стырить.
— Именно. Но чтобы стырить ее, нужно знать, где она лежит, защищена ли она какими-то системами, есть ли круглосуточная охрана и так далее. Вот тут Георг решил, что я могу ему пригодиться.
— И каким именно образом ты ему пригодилась? — прищурился Марио.
— Георг приводит меня на тусовку, знакомит с человеком, который ему нужен, я с этим типом весь вечер общаюсь, привожу в действие чары и обаяние, которыми меня щедро наградила природа, и этот тип, в конце концов, оказывается у моих ног, в переносном смысле. Потом он приглашает меня к себе, сам понимаешь, для чего, по дороге в спальню показывает, какой он богатый, какие у него игрушки, все такое, а я девушка любопытная — заглядываю во все углы, ничего мимо ушей не пропускаю. И вот так, спустя некоторое время, по странному стечению обстоятельств, к этому самому типу заходят неизвестные и уносят то, что им нужно.
— А ты не боишься, что к тебе могут как-нибудь постучаться полицейские?
— Зачем бояться, Марио? Я ничего такого не делаю, просто рассказываю Георгу, где я провела ночь и все. Да и между моим визитом и кражей проходят недели, порой и месяцы. Какая тут может быть связь? — хлопая ресницами и изображая наивное удивление, ответила Лиза.
— Перед ментами такие оправдания не прокатят. Они, все-таки, не такие уж и бараны, как многие думают.
— А ты сам-то не боишься попасть за решетку?
— Волков бояться — в лес не ходить. Я свой выбор давно сделал, Лиза. Если посадят — значит, судьба такая. Меня однажды чуть не посадили, кстати. Тогда мне крупно повезло — улик не хватило. Вот поэтому я сейчас спокойно здесь с тобой сижу и разговариваю.
— И как давно ты этим занимаешься? Если не секрет…
— Я еще в школе начал разные пакости вытворять, как и многие мои ровесники. Сперва научились открывать чужие машины без ключей, потом начали магнитолы тащить. Вначале это похоже на игру, ни о чем не задумываешься. Осознание потом приходит, когда уже нет ходу назад. Кто-то из нас в интернат попал, кто-то в тюрьму…
— А ты куда попал? — Лиза пронзительным взглядом посмотрела на Марио.
— А я никуда не попал. Я изворотливый, меня не так-то легко поймать. Везунчик я, — усмехнулся разносчик пиццы.
— Не может же вечно везти, Марио.
— Наверное, не может…
— А твои родители знают, чем ты на самом деле занимаешься?
— Родители? — вздохнул Вегерс, — с матерью у меня очень натянутые отношения, мы с ней практически не общаемся. Не можем мы никак найти общий язык — ни раньше не получалось, ни сейчас. Она меня в одиночку воспитывала, точнее, пыталась воспитывать. Отец ушел из семьи, когда мне было лет пять. С тех пор я с ним ни разу не встречался. Не знаю, где он сейчас. Вот такая у меня история…
— Мою семью тоже благополучной нельзя назвать, — на лице Лизы вдруг выступила грусть. — Мой отец не один раз сидел в тюрьме, поэтому дома появлялся не чаще раза в год, на пару часов, и потом опять куда-то исчезал. У меня от него единственный подарок остался — плюшевый мишка. Я его все еще храню. Мать возилась со мной до пяти лет, а потом спихнула бабушке, куда-то уехала и больше никогда не возвращалась. Если бы не бабушка, не знаю, что бы со мной было. Сколько я ей нервов потрепала, пока выросла… стыдно подумать. Школы часто меняла, хулиганила, с другими девчонками иногда дралась, да и с мальчиками тоже. Чего только не было у меня в биографии. Я бы могла книгу написать…
— Не похожа ты на хулиганку, Лиза.
— Да и у тебя, Марио, на лбу не написано, что ты в чужие дома без спросу заходишь.
— Ну, если бы у нехороших людей на лбу было написано, кто они, то никто бы не смог совершить преступление. У преступников такая же внешность, как и у всех остальных, просто их не мучает вопрос, что морально, а что нет.
— Тебя тоже не мучает мораль? — спросила Лиза, приподняв правую бровь.
— А что аморального в том, чтобы украсть у вора, Лиза? Многие из тех, к кому залезают воры, потом намеренно не заявляют, что у них чего-то исчезло. Знаешь почему?
— Почему?
— А потому, что они не могут объяснить полицейским, откуда у них взялись эти ценности. Одни приобретают картины и антиквариат, чтобы через них отмыть грязные деньги, другие покупают их на черном рынке, поэтому самим потерпевшим не выгодно обращаться в полицию. Да и знаешь, это для них не такая уж и большая трагедия. Они могут накупить себе сколько угодно новых и еще более дорогих побрякушек. На хлеб-то, думаю, у них деньги всегда найдутся. Не пропадут.