Квик пожал плечами, как будто он был мужчиной. “Я не несу ответственности за географию Тосев-3”, - сказал он. “Если ваша не-империя не будет нас провоцировать, мы не причиним ей прямого вреда. Однако то, что нам нужно сделать, чтобы победить и наказать рейх, я уверяю вас, мы сделаем”.
Опять же, Молотов мог бы сказать то же самое в той же позе. Опять же, ему не понравилось это слышать. Он стал обдумывать способы предотвратить катастрофу, которая, как он видел, маячила впереди. Здесь он не чувствовал, что диалектика работает на его стороне. Диалектика… Он не улыбался, но ему хотелось этого. “Ваш посол в Нюрнберге мог бы сказать немцам, что мы надеемся, что они действительно нападут на Польшу, потому что мы рассчитываем извлечь выгоду из их свержения вашими руками”.
“Почему ты это говоришь?” Даже на своем родном языке, которого Молотов не мог понять, Квик звучал подозрительно. Перевод доказал, что советский лидер правильно оценил тон Ящера. Посол продолжал: “Я знаю, что вы и ваша не-империя не любите ни Расу, ни рейх”.
“Нет, мы этого не делаем”, - согласился Молотов, радуясь, что здесь ему не пришлось утруждать себя лицемерием. “Но война была бы почти такой же катастрофической для нас, как и для любой из воюющих сторон, даже если мы не участвуем непосредственно. Немцы не обратят никакого внимания на то, что мы им скажем, потому что они нас тоже не любят. Но если они думают, что мы хотим, чтобы они сделали что-то одно, они могут сделать противоположное, чтобы насолить нам ”.
Прежде чем ответить Молотову, Квик переговорил со своим переводчиком на языке расы. И снова Молотов не понял, но он мог догадаться, что происходит: посол хотел знать, считает ли переводчик то, что он сказал, правдой. Поляк мог бы нанести ущерб Советскому Союзу, сказав "нет", но он нанес бы еще больший ущерб своей собственной родине.
Квик сказал: “Возможно, мы попробуем это. Это не может ухудшить ситуацию, а может сделать ее лучше. Я благодарю вас за предложение”.
“Я делаю это в своих личных интересах, а не в ваших”, - сказал Молотов.
“Я понимаю это”, - ответил Ящер. “Против Рейха ваши личные интересы и интересы Расы совпадают. Вы можете быть уверены, я также понимаю, что это не так в других областях, где мы сталкиваемся ”.
“Я понятия не имею, о чем вы говорите”, - сказал Молотов, солгав сквозь зубы. “Наши отношения с расой верны во всех отношениях”.
Снова Квик и его переводчик посовещались. “Правильно’, как мне дали понять, является эвфемизмом для ‘холодно’, ” наконец сказал Ящер. “Это кажется мне точным обобщением. Прежде чем я уйду, я отплачу вам за вашу помощь, какой бы корыстной она ни была, настоятельно посоветовав вам ни при каких обстоятельствах не передавать китайским повстанцам металлическую бомбу. Если они используют что-то против нас, вы будете привлечены к ответственности. Вы понимаете?”
“Да”, - сказал Молотов. “Поскольку у меня не было намерения делать ничего подобного, предупреждение бессмысленно, но я принимаю его в том духе, в котором оно было высказано”. Это прозвучало вежливо и ни к чему его не обязывало.
После того, как Квик и переводчик ушли, Молотов тоже вышел из кабинета через боковую дверь, которая вела в раздевалку. Там он снял свою одежду и надел свежую, принесенную специально для этой цели. Только после того, как он убедился, что не захватил с собой никаких электронных прихлебателей, он вернулся в офис, где занимался всем, кроме встреч с представителями Расы.
Он собирался позвонить маршалу Жукову, когда зазвонил телефон. Он был несколько удивлен, когда его секретарша сказала ему, что маршал ждет на другом конце линии. “Соедините его, Петр Максимович”, - сказал он, а затем, мгновение спустя: “Добрый день, товарищ маршал”. Лучше всего напомнить Жукову, что он все еще должен был служить партии. Молотов пожелал, чтобы теория и практика более тесно совпадали.
Конечно же, все, что сказал Жуков, было: “Ну?”
Подавив вздох, Молотов подвел итог беседы с Квиком. Он добавил: “Это означает, конечно, что мы не можем даже думать об операции "Пролетарская месть" в течение некоторого времени. Это было бы небезопасно ”.
“Нет. Это всегда было рискованно”. Жуков согласился. “Нам пришлось бы обвинить в бомбе нацистов или американцев, и нам вполне могли бы не поверить. Теперь мы можем только надеяться, что немцы не дадут Мао бомбу и не обвинят в этом нас ”. Это была ужасающая мысль. Прежде чем Молотов смог сделать что-то большее, чем просто отметить это, Жуков продолжил: “Запад важнее. Мы готовы ко всему, Вячеслав Михайлович, насколько это в наших силах”.