Джейн пожала плечами. “Если американцы когда-нибудь завоюют мир, то это будет благодаря их кинематографу, а не оружию”.
Прежде чем Рувим смог найти достойный ответ на это, свет в доме погас и начался мультфильм. Он тоже был американским, с Дональдом Даком, беснующимся на экране. Он говорил - скорее, сбивчиво - по-английски с субтитрами на иврите и арабском. Дети, очевидно, слишком маленькие, чтобы читать, которые, очевидно, не говорили по-английски, хихикали над его выходками. Рувим тоже. У любого, кто не мог смеяться над Дональдом Даком, должно было быть где-то что-то не так с ним.
Он также продолжал поглядывать на Джейн, ее элегантный профиль, освещенный мерцающим светом с экрана. Она тоже смеялась. Но после того, как мультфильм закончился и начался основной показ, черты ее лица стали серьезными, сосредоточенными. Что касается Реувена, Битва за Чикаго была просто очередной перестрелкой, с танками и самолетами вместо скачущих лошадей и шестизарядных автоматов. Он уделил больше внимания хорошенькой французской актрисе-блондинке, сыгравшей медсестру в невероятно тесной униформе, чем грохоту пулеметов и эффектным взрывам.
Не так, Джейн. Всякий раз, когда Ящерицы выглядели так, словно вот-вот прорвутся, она сжимала его руку так сильно, что было больно. И она кричала и подбадривала каждый раз, когда американцы сплотились. Когда взорвалась металлическая бомба и отправила армию ящеров на тот свет, она наклонилась и поцеловала его. Ради этого он бы смирился с гораздо более длинным и скучным фильмом.
“Если бы только мы могли сделать это с ними в гораздо большем количестве мест”, - сказала она с очередным вздохом, когда по экрану побежали титры.
“Что ж, немцы могут попробовать это снова”, - ответил Реувен. “Вам действительно нравится идея учений по воздушным налетам, новых ядерных взрывов, отравляющего газа и, кто знает, чего еще? Я не хочу, не очень ”.
Джейн подумала несколько секунд, прежде чем сказать: “Если бы еще одна война раз и навсегда избавила от ящеров, я была бы за это, что бы еще это ни привело. Но я не думаю, что это произойдет, как бы сильно я этого ни желал. И кровавые нацисты были бы ничуть не лучше Расы в качестве лидеров, не так ли?”
“Хуже, если ты спросишь меня”, - сказал Рувим. “Конечно, они сначала бросили бы меня в духовку, а потом задавали бы вопросы”.
Джейн встала и направилась к выходу. “Трудно поверить, что они действительно так поступали с людьми - я имею в виду, что это не просто пропаганда ящеров”.
“Я бы хотел, чтобы это было так”. Сказал Рувим. “Но если ты мне не веришь, поговори с моим отцом. Он видел пару их фабрик убийств собственными глазами”. Он знал, что это был не идеальный вид разговора, когда хорошо проводишь время с очень красивой девушкой. Но Битва за Чикаго и нынешняя ситуация в мире породили такие мысли в умах обоих. Он продолжал: “Если бы Ящеры не пришли, в Польше, вероятно, не осталось бы ни одного еврея”. Меня не было бы в живых, вот что это значило, хотя он избегал думать об этом в таких терминах. “Если бы немцы выиграли войну, вероятно, нигде не осталось бы евреев”.
Они вышли в ночь, мимо людей, идущих на следующее шоу. Медленно Джейн сказала: “Когда я была маленькой девочкой, мы привыкли считать евреев предателями, потому что они так хорошо ладили с ящерами. Я никогда по-настоящему не понимал, почему ты это сделал, пока не приехал сюда, в Палестину, учиться в медицинском колледже ”.
Реувен пожал плечами. “Если у тебя есть единственный выбор - это рейх и Раса, ты застрял между ... между ...” Он раздраженно щелкнул пальцами. “Между чем ты застрял на английском? Я не могу вспомнить”.
“Дьявол и глубокое синее море?” Предположила Джейн.
“Вот и все. Спасибо”, - сказал Рувим. “Чем бы ты хотел заняться сейчас? Проводить тебя обратно в спальню?”
“Нет”, - сказала Джейн и выразительно кашлянула. “Между общежитием и колледжем я половину времени чувствую себя так, словно нахожусь в тюрьме. Это твой город; ты можешь гулять по нему. Я этого не делаю, совсем недостаточно ”.
“Тогда ладно”, - сказал Рувим. “Пойдем в кофейню Макариоса. Это всего в паре кварталов отсюда”. Джейн с готовностью кивнула. Улыбаясь, Рувим обнял ее за талию. Она прижалась к нему. Его улыбка стала шире.
Управляемый греком с Кипра, "Макариос" находился так же близко к нейтральной территории, как и Иерусалим. Евреи, мусульмане и христиане - все пили там кофе, а иногда и что-нибудь покрепче, и ели фаршированные виноградные листья, и болтали, и спорили, и торговались далеко за полночь. Там тоже время от времени появлялись ящерицы. Ходили слухи, что Макариос продавал имбирь через заднюю дверь кофейни; Реувен не знал, правда ли это, но это бы его не удивило.