Это был хороший вопрос, и Рувим услышал его с некоторым облегчением. Она могла бы сказать: Теперь ты собираешься попросить меня выйти за тебя замуж? Он был далек от уверенности, что хочет жениться на Джейн; это понятие сильно отличалось от желания переспать с ней. И, несмотря на то, что она занималась с ним любовью, он совсем не был уверен, что она тоже хочет выйти за него замуж.
“Прямо сейчас я просто не знаю”, - медленно ответил он. “Мы должны выяснить, что мы хотим делать после этого, прежде чем беспокоиться о моей семье, я думаю”.
Он надеялся, что это не разозлит ее. Этого не произошло; она кивнула и слезла с него. “Достаточно справедливо”, - ответила она. “Я не знал, хочешь ли ты воспроизвести это на слух, но на данный момент меня это вполне устраивает. И, ” добавила она с деловитой практичностью, “ нам лучше убедиться, что мы не оставим никаких пятен на стуле или ковре, иначе твой отец узнает намного раньше, чем мы хотим ”.
Мои собственные деньги, подумала Моник Дютурд. Это было меньше денег, чем было бы, если бы она смогла получить главный приз, который пытались навязать ей Ящеры. Это все еще раздражало. Они должны были быть готовы отдать ей полную стоимость дома наличными, которую она не могла принять. Кто бы мог подумать, что среди Расы есть скряги?
У нее была прекрасная мысленная картина того, как она принимает дом и въезжает в него. Возможно, она оставалась там одна в течение пяти минут, прежде чем штандартенфюрер Дитер Кун начал колотить в дверь и требовать, чтобы она отвела его обратно в спальню. С другой стороны, она тоже могла бы этого не делать.
Но двадцать тысяч рейхсмарок были кругленькой суммой. И, что лучше всего, Пьер не знал, что у нее есть деньги - или, во всяком случае, она не думала, что у него есть. Насколько она могла судить, ее брат не обыскивал ее комнату. Я могу делать с этим, что захочу, подумала она. То, чегохочу я , а не то, чего хочет кто-то другой. Если я смогу получить паспорт на чужое имя, я даже смогу вообще покинуть рейх .
Судя по воинственным разглагольствованиям в газетах, с каждым днем это казалось ей все лучшей идеей. Немцы, казалось, были так же полны решимости напасть на Польшу, как и тогда, когда она была девочкой. Она думала, что они сумасшедшие, но она видела много немецких безумцев за последнее поколение. Большее ее бы не удивило.
Единственная проблема заключалась в том, что если немцы ввяжутся в войну с ящерами, ящерам будет все равно, что Марсель на самом деле является частью Франции. Для них это был бы просто еще один город в Великогерманском рейхе — другими словами, мишень.
Эта радостная мысль сделала ее более резкой со своим братом, чем она могла бы быть в противном случае. Однажды утром за завтраком она прямо заявила: “Я хочу удостоверение личности на вымышленное имя”.
Пьер Дютур оторвался от своего круассана и кофе с молоком. “И зачем тебе это?” - спросил он с легким любопытством в голосе.
“Потому что так безопаснее, если у меня будет один”, - ответила Моник. Она знала, что он будет подозрительным, а не просто любопытным, независимо от того, как это прозвучит. Он не оставался в бизнесе все эти годы из-за доверчивого характера. Она продолжила: “Так безопаснее для меня, и для тебя тоже. В случае, если меня когда-нибудь заберут, Бошам будет не так легко узнать, кто я такой, и они не будут так сильно давить на меня ”.
Люси затянулась сигаретой, затем затушила ее. “Почему ты думаешь, что мы сможем достать тебе что-нибудь подобное?” - спросила она.
Особенно прозвучавший сексуальным голосом маленькой девочки, девушки Пьера, вопрос привел Моник в ярость. “Почему? Потому что я не идиотка, вот почему”, - огрызнулась она. “Сколько фальшивых карт у вас двоих есть?”
“Может быть, у меня есть один или два”, - мягко сказал Пьер. “Может быть даже, что у Люси есть один или два. Я не говорю, что это так, заметьте, но это могло бы быть ”.
Все еще с кислотой в голосе Моник спросила: “Ну, может быть, у меня такое может быть? Можно подумать, я прошу бриллиантовое ожерелье”.
“Для меня было бы менее рискованно подарить тебе бриллиантовое ожерелье”, - ответил ее брат. “Дай мне подумать и дай мне посмотреть, что я могу сделать”. Не важно, сколько она кричала, он больше ничего не сказал.
Она не знала, что добилась своего, пока пару дней спустя ее не вызвали в темную фотостудию. При свете фотовспышек она увидела светящиеся фиолетовые пятна. “Они должны выполнять свою работу”, - сказал ей фотограф. Он не сказал, какую работу они должны были выполнять, но она поняла это сама.